Зло из телевизора - Геннадий Сорокин

– Какими судьбами? В выходные же договаривались встретиться.

– Возникла необходимость в срочной консультации, – ответил я. – Что вы скажете по этому поводу?

Я протянул Кононенко слайд. Он аккуратно, двумя пальцами, взял его, посмотрел на свет.

– Это Лизка, что ли? – нахмурившись, спросил он.

– Нет, Макар Петрович. Моя жена в голом виде не фотографируется. Это другая девушка.

– А похожа-то как! Вылитая Елизавета, на первый взгляд не отличишь.

«Если бы кто-то послушал Кононенко со стороны, то решил бы, что дядя прекрасно знает, как выглядит его племянница в голом виде. Вот так и рождаются слухи. Одно случайно сорвавшееся с языка слово способно перевернуть все с ног на голову».

– Откуда у тебя этот слайд? – спросил Макар Петрович.

– Астара подарила.

– Серьезно? А зачем?

– Понятия не имею. Я пришел к вам посоветоваться и вместе решить: что может означать этот снимок?

Кононенко подумал минуту, еще раз посмотрел квадратик с пленкой на свет и сказал:

– Давай вначале попробуем разобраться, что эта фотография собой представляет. У нас лечится известный фотохудожник Щелканов. Я предлагаю привлечь его в качестве эксперта. Он же все равно не знает, кто эта девушка… Тьфу, черт! – выругался Кононенко. – Не подумай ничего плохого, я про Лизу так не думаю…

– Макар Петрович, – перебил я, – у вас в больнице есть диапроектор? Я хочу посмотреть этот слайд в увеличенном виде.

– Пошли в учебный класс! – предложил он.

Мы спустились на второй этаж. По пути Кононенко распорядился привести больного Щелканова из наркологического отделения.

– Ты никогда не слышал про него? – поинтересовался Макар Петрович. – Щелканов – признанный мастер в своих кругах. Ему доверяли вести фоторепортажи с профсоюзных съездов и пленумов обкома партии, но его конек – это постановочные фото: субботники, слеты передовиков производства, комсомольско-молодежные безалкогольные свадьбы. Как независимый фотограф, Щелканов много работал на себя: съемки в ЗАГСе, похороны, именины.

Макар Петрович прервался, поздоровался с группой врачей в коридоре. Когда мы прошли мимо них, я попытался закончить его мысль:

– Со Щелкановым произошел несчастный случай на производстве? Спился на рабочем месте? Рюмка там, рюмка здесь – к вечеру на рогах?

– Ничего подобного! Щелканов не просто фотограф. Он – фотохудожник, личность творческая, увлекающаяся. У нас в наркологическом отделении полно таких. На определенном этапе люди искусства попадают в творческий тупик и начинают искать вдохновение в спиртном. Поначалу водка открывает перед ними новые горизонты, а потом наступает застой, депрессия и, как закономерный итог, делирий, именуемый в простонародье «белой горячкой». Вчера одного местного поэта выписали. Полгода у нас лечился, все никак не могли из депрессивного состояния вывести, два раза из петли вынимали…

Мы подошли к учебному классу, где практикующие врачи проводят занятия со студентами-медиками. Дежурный санитар открыл нам дверь. Мы вошли. Макар Петрович продолжил:

– Так вот, лечили мы его, лечили, а все зря! Скоро опять к нам попадет – стишки его на злобу дня уже никому не нужны, а про любовь и дождик за окном он писать не умеет. В жестокое время мы живем, Андрей! Крушение идеалов только начинает собирать свои жертвы. Дальше будет еще хуже.

Кононенко настроил диапроектор, вставил слайд, выключил свет. На белом экране появилось увеличенное фото обнаженной девушки.

– Не она! – одновременно сказали мы.

При большом увеличении черты лица у девушки изменились, и она потеряла свое поразительное сходство с Лизой.

В двери постучались, и санитар впустил невысокого худого мужчину в больничной пижаме.

– Звали, Макар Петрович? – заискивающим тоном спросил он. – Фотографии рассматриваете? Хорошее дело. Пейзаж красивый, модель интересная.

– Вениамин Калистратович, что ты можешь рассказать об этом снимке? – спросил Кононенко.

– Хороший снимок, – уклончиво ответил Щелканов, – только мутноватый. Я на нем ничего рассмотреть не могу. Вот если бы разок цигаркой затянуться, тогда бы в глазах прояснилось, а так – муть одна. Крупнозернистость. Отсутствие четкого изображения.

– Зоя Александровна если учует, что от тебя табаком прет, то мне втык сделает. Как я ей объясню, что ты в моем присутствии больничный режим нарушаешь? Вам, алкоголикам, до окончания лечения курить нельзя.

– Макар Петрович, – оживился фотограф, – то алкоголикам курить нельзя, а я так, мелкий пьяница. Я до настоящего алкоголика еще не дорос. Споткнулся раз в жизни – с кем не бывает? Меня одна сигаретка с толку не собьет. Я уверенно встал на путь выздоровления и здорового образа жизни. Если Зоя Александровна станет вопросы задавать, я скажу, что дымом пропитался, когда листья во дворе жгли.

– Черт с тобой! – разрешил Кононенко. – Но смотри, если влетишь…

– Еще ни разу не влетал и в этот раз не попадусь, – не то проболтался, не то похвалился фотохудожник.

Он взял у Кононенко сигарету, выкурил ее до половины, тщательно затушил и спрятал окурок в носок: «На вечер оставлю».

– Что вам рассказать про этот снимок? – повеселев, спросил он. – Дерьмо это, а не кадр! Пейзаж замызганный, модель обшарпанная, экспозиция обрезанная.

– Но, но, – не удержавшись, запротестовал я, – с чего это модель обшарпанной стала?

– Посмотрите сами! – Щелканов подошел к снимку на стене. – Корма не соответствует фасаду: у этой модели лицо тридцатилетней женщины, а попа – как у восьмиклассницы. Не девчонка, не старушка, а неведома зверушка… Начинающие фотографы, когда потоком гонят халтуру, не учитывают, что в кадре пропорции обнаженного тела изменяются: иногда мельчают, а иногда вызывающе увеличиваются в самых неподходящих местах. У этой модели попа мелковата для ее возраста.

– По-моему, в самый раз! – возразил я.

Кононенко, оценив комичность ситуации, отвернулся, чтобы не рассмеяться. «Это же не Лиза! – говорила мне его поза. – Чего ты в пузырь полез, заступаешься неизвестно за кого?»

– Вы замечали, как добиваются гармонии на эротических фотоснимках? – стал поучать меня маститый художник. – Женщины-фотомодели всегда снимаются в туфлях на высоком каблуке. Это не прихоть режиссера съемки, а закон жанра. Туфли на высоком каблуке оптически удлиняют ноги модели. Чтобы женская грудь на фотографии выглядела привлекательной, она должна быть не меньше четвертого размера, иначе в кадре грудь не будет смотреться. Этой девушке у реки не хватает приятного изгиба ягодиц, и в кадре она получилась худосочной, неаппетитной. Модель в стиле «ню» снимать всегда очень трудно. Сама по себе обнаженная женщина не интересна зрителю. В ее образе должна присутствовать загадка, недосказанность. Короткая юбка на стройной девушке всегда будет выглядеть эротичнее, чем откровенно снятый голый зад. Фотография обнаженной женщины – это посыл, цель которого – вызывать сексуальные фантазии у мужчины.