Дети Ананси - Нил Гейман

— Но…

Паук довольно потянулся в ванне.

— Знаешь что? Я не могу тут долго оставаться. Остынь. Ты оглянуться не успеешь, как я уеду. И уж я-то никогда не стану думать о тебе, как о дохлой рыбе. Я как никто понимаю: ситуация для нас обоих нелегкая. Поэтому давай не будем больше об этом. Почему бы тебе не пойти, не съесть ленч? Потом в кино? Ключ от входной двери оставишь на столике…

Надев пальто, Толстый Чарли вышел из дома. Ключ он оставил возле раковины. Свежий воздух бодрил, хотя день был серенький и с неба сыпалась морось. Толстый Чарли купил себе газету, потом в киоске большой пакет чипсов и немолодую уже колбасу-сервелат — на ленч. Дождик унялся, поэтому он сел на скамейку возле кладбища и, читая газету, стал есть колбасу с чипсами.

Ему очень хотелось в кино.

Он забрел в «Одеон» и купил билет на ближайший сеанс. Показывали какой-то боевик, который уже начался, когда он вошел. На экране громыхнул взрыв. Замечательно.

На середине фильма Толстому Чарли пришло в голову, что он что-то забыл. Что-то скреблось у него в голове — словно чесотка за глазами — и мешало сосредоточиться на сюжете.

Фильм закончился, и Толстый Чарли сообразил, что хотя получил удовольствие, совершенно забыл, в чем там было дело. Поэтому он купил большой пакет попкорна и сел смотреть его снова. Во второй раз фильм понравился ему еще больше.

И в третий.

После он подумал, что, наверное, пора возвращаться домой, но на ночном сеансе предлагали два фильма разом: «Синий бархат» Дэвида Линча и «Правдивые истории» Дэвида Бирна, а ведь он ни того ни другого не видел, поэтому остался на оба, хотя теперь ему уже по-настоящему хотелось есть. В результате он так и не понял, про что, собственно, был «Синий бархат» и зачем кому-то отрезали ухо, и задался вопросом, а не позволят ли ему остаться и посмотреть еще. Но ему очень терпеливо и многократно объяснили, что кинотеатр закрывается на ночь, и поинтересовались, неужели у него нет дома и не пора ли ему в постель?

Разумеется, у него был дом и, конечно, ему пора в постель, хотя на какое-то время этот факт вылетел у него из головы. Поэтому он пошел назад на Максвелл-гарденс, а придя, немного удивился, увидев, что у него в спальне горит свет.

Когда он подошел к дому, занавески был задернуты, но за ними двигались два силуэта. Ему показалось, он узнал оба.

Они придвинулись, слились в единую тень.

Из горла Толстого Чарли вырвался низкий ужасный вой.

В доме миссис Дунвидди повсюду стояли пластмассовые зверушки. Частички пыли тут двигались медленно, точно привыкли к солнечным лучам более неспешной эпохи и не могли толочься в современном мельтешащем свете. Диван скрывался под прозрачным чехлом, а стулья, когда на них садились, скрипели.

В доме миссис Дунвидди была плотная туалетная бумага с запахом сосновых иголок. Миссис Дунвидди свято верила в экономию, но плотная туалетная бумага с запахом сосновых иголок была последним, на чем она экономить не соглашалась. Такую туалетную бумагу все еще можно было найти, если искать достаточно долго и заплатить побольше.

В доме миссис Дунвидди пахло фиалковой туалетной водой, ведь это был старый дом. Люди обычно забывают, что дети тех, кто заселил Флориду, уже были стариками, когда угрюмые пуритане в 1620 году высадились в Плимуте. Нет, этот дом, конечно, не помнил первых поселенцев: его построили в двадцатых годах как экспонат или образец, призванный показать воображаемые коттеджи, какие прочие покупатели не смогут построить на наводненных аллигаторами болотах, которые им как раз продают. Дом миссис Дунвидди устоял в ураганах, не потеряв ни одной черепицы.

Когда в дверь позвонили, миссис Дунвидди начиняла небольшую индейку. С досадой пробормотав «Фу ты!», она помыла руки и пошла по коридору к входной двери — подслеповато щурясь на мир через очки с толстыми стеклами и ведя левой рукой по обоям.

На дюйм приоткрыв дверь, она выглянула наружу.

— Это я, Луэлла. — Голос принадлежал Каллианне Хигглер.

— Входи.

Миссис Хигглер последовала за миссис Дунвидди на кухню. Сполоснув руки, миссис Дунвидди снова стала брать горстями начинку из размоченных кукурузных лепешек и запихивать клейкие комья в индейку.

— Ждешь гостей?

Миссис Дунвидди уклончиво шмыгнула носом.

— Всегда полезно быть во всеоружии, — сказала она. — А теперь, пожалуй, расскажи, в чем дело.

— Звонил мальчишка Нанси. Толстый Чарли.

— Что с ним?

— Ну, когда он был тут на прошлой неделе, я рассказала ему про брата.

Миссис Дунвидди вытащила руку из индейки.

— Это еще не конец света.

— Я рассказала, как он может связаться с братом.

— А. — Миссис Дунвидди умела выразить неодобрение всего одним звуком. — И?

— Паук объявился в Англии. Мальчик совершенно растерян.

Взяв большую горсть размоченных лепешек, миссис Дунвидди с такой силой загнала ее в индейку, что у той выступили бы слезы на глазах — если бы, конечно, у нее были глаза.

— Не может его выгнать?

— Никак.

За толстыми линзами блеснули проницательные глазки. Потом миссис Дунвидди сказала:

— Однажды я это сделала. Но больше не смогу. Придется искать другой способ.

— Знаю. Но должны же мы что-то сделать.

Миссис Дунвидди вздохнула.

— Верно говорят, проживи достаточно долго, увидишь, как все возвращается на круги своя.

— А другого способа нет?

Миссис Дунвидди закончила начинять индейку и шпажкой заколола кусочек кожи в гузке. Потом обернула птицу фольгой.

— Поставлю-ка я ее в духовку завтра утром. После полудня будет готова, затем — в разогретую духовку на пару часов. К обеду будет в самый раз.

— Ты кого-то ждешь к обеду? — поинтересовалась миссис Хигглер.

— Тебя, — ответила миссис Дунвидди, — Зору Бустамонте, Беллу Ноулс. И Толстого Чарли Нанси. К тому времени, когда мальчик будет здесь, он большой аппетит нагуляет.

— Он приезжает? — удивилась миссис Хигглер.

— Ты что, меня не слушала, девочка? — Только миссис Дунвидди могла называть миссис Хигглер девочкой и не выглядеть при этом глупо. — А теперь помоги поставить индейку в холодильник.

Не покривив душой, можно сказать, что тот вечер был самым лучшим в жизни Рози: восхитительным, волшебным, просто великолепным. Она не смогла бы перестать улыбаться, даже если бы захотела. Обед в ресторане был чудесным, а после Толстый Чарли повел ее танцевать. Это был настоящий танцзал с небольшим оркестром, и по паркету здесь скользили пары в одежде пастельных цветов. Ей казалось, они с женихом перенеслись во времени, очутились в иной, неспешной и прекрасной эпохе. С пяти лет Рози наслаждалась каждым уроком танцев, вот только танцевать ей было не с кем.