Луки и арбалеты в бою - Григорий Панченко

Между прочим, соседи и современники так-таки отмечают способность монгольских луков пробивать самую различную броню. Надо думать, такие случаи частично пересекаются со снайперским попаданием небронебойных стрел в слабо защищенные доспехами участки тела («в лицо и руки»), каковые попадания, возможно, были на счету как раз тяжелой конницы. Но все же: «С ними очень опасно начинать бой, так как даже в небольших стычках с ними так много убитых и раненых, как у других в больших сражениях, Это является следствием их ловкости в стрельбе из лука, так как их стрелы пробивают почти все виды защитных средств и панцири» (Гайтон II, царь Армении в 1289–1308 гг.)

При этом сами монголы, кажется, оценивали защитные свойства своих панцирей более оптимистично. В монголо-китайском источнике «Тхай-цзун Чингисхан» («Жизнеописание Чингисхана») фигурирует такой эпизод: когда воины некоего стойбища второпях бросились на перехват врагам, угнавшим табун, и этот поспешный непродуманный набег возглавили (семейное дело!) несколько молодых сыновей хана, их мать Моналунь «чувствуя беспокойство, сказала: „Дети мои без доспехов поехали; едва ли одолеют неприятелей“. Она тотчас велела снохам взять доспехи и скакать вслед, но они не смогли догнать их. Сыновья ее в самом деле были побеждены и все убиты».

На редкость детальный персидский рисунок все того же XIV в.: финал сражения. Даже те монгольские воины, у которых полностью закрыто лицо (не маской-наличником, а краем шлема, примыкающего к оплечью доспеха почти вплотную, оставляя лишь узкую «смотровую щель»), сидят на «голых» лошадях и участвуют в перестрелке с отступающим противником, которая больше напоминает расстрел.

В аналогичном источнике, кратко именуемом «Ган-му», сообщается, что монгольский генерал Чжан-жеу при штурме китайского города Цзай-чжоу лично ходил на штурм стены, участвовал в ближнем бою и «был весь покрыт стрелами», но ни одна из них не нанесла ему сквозь броню серьезную рану. Зато несколько раньше он во время полевого боя получил рану в открытое лицо: «…Одна стрела попала в челюсть генерала и вышибла два зуба, но он, выдернув стрелу, продолжал сражаться» и одержал победу.

(Тем читателям, которые познают мир исключительно по «Википедии», не советуем оспаривать это описание: в «Википедии» есть «Бэньцао ган-му», а речь идет о «Сюй цы чжи тхун-цзянь ган-му».)

В открытое лицо или шею регулярно получают раны и фигуранты «Сокровенного сказания», причем высокопоставленные: те, кому по средствам полный доспех (включающий оплечье и маску-наличник) и которые его регулярно надевали – но, получается, не всегда.

В бою войск Чингисхана с могущественным и непокорным племенем кереитов победа была одержана благодаря тому, что молодой предводитель кереитов еще в самом начале схватки оказался сражен стрелой в лицо (в щеку). В другом сражении видный соратник Чингисхана Борхоул-нойон был ранен в шею «до позвонка», причем у его приближенных, кажется, создалось впечатление, что стрела отравлена, но битва складывалась так, что о перевязке не могло быть и речи, даже не было возможности сойти с коня. Тогда один из приближенных вскочил на круп позади ослабевшего от раны Борхоула и принялся отсасывать кровь, не давая ей загустеть.

(Яда на наконечнике, может, и не было, но вряд ли шея монгольского нойона и стрелы его врагов содержались в большей чистоте, чем руки лекарей византийского императора и английского короля.)

Да ведь и сам Чингисхан во время сражения при Койтене получил аналогичную рану (по «Сокровенному сказанию» – в шею, по менее реалистическому описанию «Ясы» – в рот), чуть не оказавшуюся смертельной. Ранил его, с огромного расстояния без промаха попав в незащищенное место, лучник по имени Чжиргоадай, который потом стал ближайшим соратником Чингисхана, получив прозвание Чжебе: именно за этот случай! Из описания абсолютно ясно, что так должна называться какая-то разновидность стрелы, но в классическом переводе С. А. Козина почему-то фигурирует пика. Может быть, стрела-чжебе снабжена наконечником такого типа, который подобает копью-пике: узким, граненым, проникающим? Как раз такой наконечник на бронебойной дистанции способен пронзить доспех, а на более далеком расстоянии, попав в промежуток между шлемом и панцирем (тут, конечно, кроме величайшего мастерства лучника нужно и везение), пронзить шею до позвонка – но, на сей раз при везении «попадаемого», все же не нанести смертельной раны…

В отрывке из «Ясы», относящемся к периоду, когда бывший Чжиргоадай уже давно «работал на генеральской должности», Чингисхан обращается к своему верному нойону крайне забавным образом: «Мой эластичный друг и сподвижник Чжебе!» По крайней мере, так это обращение выглядит в переводе. Трудно сказать, что имеется в виду: действительно числившиеся за Чжебе (который и в нойонах оставался великим лучником) умения мирно ладить со всеми коллегами по воинскому ремеслу – или… здесь идет речь о «взрывной» эластичности упруго распрямляющегося монгольского лука?

Если так, то понятие «гибкий политик» в лексиконе Чингисхана должно означать нечто противоположное современному!

О роли и назначении тяжелой монгольской конницы можно спорить. Но никто не станет оспаривать тот факт, что наиболее эффективным наступательным оружием у монголов был лук (обобщающее название – «номо») со стрелами (столь же обобщающее название – «тумер булсуу»).

Спешенный монгольский воин в изображении иранского художника что-то уж слишком похож на иранца – но лук в любом случае не забыт, даже если сейчас время другого оружия.

Даже если и существовали разновидности, изготовленные целиком из дерева [16], все же типовые монгольские луки относились к типу сложносоставных: кость, рог, сухожильный слой, слои специально выдержанного дерева, иногда даже пластины завозного бамбука и шелковые нити. Различались они между собою как по месторасположениям усиливающих накладок (луки с серединной фронтальной накладкой, с серединной и плечевыми, с вкладышами-«ушами» на концах – и сочетающие в себе все эти признаки), так и по базовым размерам (так называемый «китайский тип» – больший, 1,2–1,4 м в высоту, с четко обозначенными плечами и длинными, практически прямыми «рогами», и ближневосточный – высотой не более 90 см, со слабо выделенной рукоятью и небольшими изогнутыми «рогами»). Впрочем, классификация эта весьма условна: можно насчитать много достаточно распространенных типов лука, из которых как минимум два обладают той или иной степенью асимметричности, хотя они не столь запредельно велики, чтобы и в симметричном виде оказаться неудобными для всадника. Надо полагать, в таком варианте конструкции имелось очередное «ноу-хау», для участников современных монгольских состязаний давно уже столь же загадочное, как для реконструкторов.