Трепет. (не) его девочка - Чарли Маар

— Ты раздел меня… Все. Хватит. Уходи.

Он не слушает. Ложится на постель, а меня роняет на себя. Сверху укрывает нас одеялом. Я оказываюсь в коконе из жара, который исходит от мужчины снизу, и тепла, которое дает одеяло.

— Шшш… Согрейся. Ты не ужасная, Яна. И я ничего тебе не сделаю. Обещаю. Поспи. После сна станет легче.

Его ладони начинают медленно поглаживать мою спину, поясницу, но ниже не спускаются. Я не могу расслабиться, потому что боюсь того, что может быть дальше. Мои мысли спутаны, во всем теле слабость, я не уверена, что смогу дать ему отпор, если сейчас его действия станут более настойчивыми, но проходит минута, две, три… и может, намного больше, но Рустам Довлатович все также гладит меня по спине, тяжело дышит, но ничего лишнего не делает. Мои бедра прижимаются к его бокам, промежность к животу. Мягкие волосы на животе щекочут клитор, и эти ощущения сводят меня с ума.

— Ты обещал… что мы просто поговорим.

— Мы поговорим. Завтра. Когда ты поспишь и тебе станет легче.

— Как ты можешь вот так вот лежать со мной? Как я могу тебе доверять? Ты ведь… хочешь меня, — не знаю, как получается сказать все это, потому что даже мысли об этом меня пугают и бросают в дрожь. Неправильность происходящего и то, что я ничего не могу изменить, еще сильнее туманит мой разум.

— Хочу, Яна, — хрипло выдыхает мужчина мне в волосы. — До безумия. Но я хочу, чтобы ты также меня хотела. И чтобы отдавала отчет в своих действиях.

— Такого никогда не будет…

На миг Рустам Довлатович задерживает дыхание и замолкает. Я слушаю тишину, с каждой секундой все больше ожидая, что вот-вот и она обрушит на меня что-то непосильно тяжелое, то, что я не сумею принять и вынести. И она обрушивает. Его рука проскальзывает между моих ног, пальцы с хлюпающим звуком собирают влагу с половых губ и размазывают ее по ягодицам, сминая их.

— Будет, Яна.

— Ублюдок…

— Так и есть. Спи.

Мне жарко. Я чувствую, как жадные пальцы рыщут по моему телу, скользят по спине, ягодицам, бедрам. Они сминают и гладят, ласкают, но не щадят. Мне приятны ощущения, которые дарят эти пальцы, и одновременно с этим отвратительны. Я знаю, чьи это пальцы. Я хочу, чтобы они исчезли и перестали терзать меня, но закричать или хотя бы зашептать не получается. Из моего горла вырываются лишь тихие жалкие стоны.

Почему меня парализовало? Что он сделал со мной?

Делаю резкий рывок, изо всех сил пытаясь оттолкнуть… его, и… просыпаюсь.

В постели я совсем одна. Лежу под одеялом, голая и сильно вспотевшая, тяжело дышу, и вслушиваюсь в окружающие звуки. Тишина. Кроме моего шумного дыхания ничего не слышно. Рядом вроде никого нет, но чтобы убедиться, я все же слегка приподнимаюсь и оглядываю свою бывшую комнату. Утро совсем раннее, поэтому в ней стоит полумрак, и тем не менее света достаточно, чтобы хорошенько осмотреть спальню. Рустам Довлатович ушел, вещей его тоже нет, и вообще ничего не говорит о том, что он спал здесь ночью. Со мной. И если бы я не была на сто процентов уверена во всем произошедшем накануне, я бы подумала, что спала одна, а остальное было лишь сном, наваждением. Но, к сожалению, сном это не было.

Я снова откидываюсь на подушку, провожу ладонями по влажному лицу и шее, затем переворачиваюсь на живот и утыкаюсь в подушку носом, но сразу со злостью отбрасываю ее от себя на пол. Она пахнет им. Вот и доказательство… Мы ночевали вместе. Мое обнаженное тело прижималось к нему, и мне было слишком нехорошо, чтобы прогнать его, а он и не хотел уходить. Он хотел совсем другого. И даже удивительно, учитывая вполне себе определенные желания отчима и признание в них, он все же сдержал обещание и не стал приставать ко мне, и не воспользовался моим ослабленным состоянием.

А что если все же воспользовался?

Я засовываю руки под одеяло и начинаю водить ладонями по телу, ощупывать его, пятаясь понять… что? Что Рустам Довлатович незаметно лишил меня девственности во сне? Боже, Яна, не будь идиоткой! Вряд ли ты бы не почувствовала, что с тобой переспали.

Боли в промежности нет, жжения тоже. Я знаю, что так бывает в первый раз…

Но кое-что я все же ощущаю. Какая-то необъяснимая чувствительность появилась у каждой клеточки моего тела, словно его наэлектризовали. Я скользнула пальцами по напряженным соскам, ощутив мгновенный импульс, устремившийся между ног и там разошедшийся сотнями тысяч крохотных раскаленных иголочек.

Это нехорошо. Мне становится стыдно за эти чувства, ведь если они появились сейчас, значит, связаны с отчимом. А это то, чего быть просто не может. Не должно. Это то, на что я не имею права.

Слабыми вспышками в голове начинают мелькать фрагменты прошлой ночи. Как он говорил, что хочет меня, как провел пальцами по половым губам и там было влажно, как убежденно он произнес, что я тоже его захочу. Ублюдок! Ненавижу! Презираю. И его и себя…

Отбрасываю одеяло и поднимаюсь на ноги. В висках тут же начинает стучать, в глазах темнеет и резкая боль расползается метастазами по шее и голове. Падаю обратно на кровать, зажмуривая веки. Кажется, я все-таки простыла вчера сильнее, чем думала. Некоторое время сижу, пока черные пятна перед глазами не исчезают, после чего осторожно встаю и иду к шкафу, чтобы первым делом одеться. Здесь в гардеробе осталось много моих вещей. Я достаю нижнее белье, спортивные штаны и толстовку. Одевшись, стягиваю волосы резинкой, не сразу сообразив, что это ведь та самая резинка, которую забрал Рустам Довлатович в молле, а когда соображаю, распускаю волосы и отбрасываю резинку, словно она нечто заразное.

К черту все!

Раздраженно шагаю к двери и выхожу в коридор. Собираюсь спуститься на кухню, чтобы найти градусник и таблетку от головы. На всякий случай стоит измерить температуру. Не хочу разболеться сильнее и еще одну ночь провести в этом доме в одной постели с Рустамом Довлатовичем, а он вполне может найти повод снова лечь со мной. Если не согреть, то чтобы протирать мой лоб влажной тряпкой, или что-то в этом вроде.

Самого отчима тоже следует найти. Если он уехал, то мне нужно знать, во сколько вернется, потому что поговорить мне с ним все равно необходимо. Я все еще хочу вернуть брата. А также определенно точно собираюсь сказать Рустаму Довлатовичу, что между нами никогда не будет того, чего он желает, что бы он там себе ни придумывал.