Лунная соната для бластера - Владимир Серебряков

Я отключил свидетель и посмотрел на стенные часы. Господи, всего два часа дня? С тех пор, как Сольвейг накачала меня пиргипнолом, у меня совершенно пропало ощущение времени — еще один побочный эффект — и сбились циркадные ритмы, что не лучше, а пользование репрограммой высосало из меня все силы. В сон клонило до невозможности, несмотря на выпитый недавно кофе. Я наклеил на плечо трехчасовую стим-мушку — авось не усну — и принялся размышлять.

Итак, чем мне следует заняться, покуда я изображаю из себя страуса? Хорошо бы найти связь между уикканцами Лаланда и Колониальной Службой. Кстати, интересный вопрос — есть ли на Луне кто-то из колониальщиков, кроме Меррилла? Попробовать выяснить самому через глос-справку? Или пока не стоит? А то привлеку еще внимание к нашей квартирке. Пока меня только пугали; возьмутся всерьез — пикнуть не успею. Но получится, что я подставляю Сольвейг…

Нет, посмотрю лучше новости. Рискну. Авось промелькнет что интересненькое. Как в прошлый раз.

Большую часть выпуска занимали сообщения с Земли. Волна нападений на неумножителей[10], затопившая Тихоокеанский регион[11], не желала схлынуть, несмотря на жесткие меры[12], принятые Советом Доминиона[13]. За последнюю неделю резко подскочило число стихийных бунтов[14]. Уровень рождаемости в Индии поднялся до критической отметки[15], однако Совет постановил не предпринимать силовых мер, поскольку эпидемия арбора в Центральной Америке[16](вот откуда явился наш Мбакумба!) компенсировала демсдвиг. Комитет по евгенике[17]указал на тревожную тенденцию увеличения генобменных групп, что грозит смазыванием гендивергента…

Что-то неладное творится на Земле. Давно уже не было ничего подобного. Эпидемии одна за другой — арбор, ксантоцианоз, парагрипп — кто еще двадцать лет назад мог подумать, что парагрипп станет смертельной болезнью? Бунты — бесполезные и бесцельные.

Кстати об арборе. Я вызвал видеосеть и запросил Джованни Бердони.

Вайшнав-итальянец проявился в приемном углу только через несколько минут, когда я уже начал подумывать, а не отменить ли мне вызов. Вид у Джованни был измученный.

— Бьено, — приветствовал я его. — Как у вас там?

Он помотал головой.

— Пока держимся.

Я выждал паузу.

— Тяжело, — признался, наконец, Джованни, избегая глядеть мне в глаза. — Они там… ну, ты понимаешь.

Я понимал. Пока не закончится инкубационный период, зараженные не ощущают присутствия страшного вируса. А вот Мишель Мбакумба, подхвативший болезнь несколько раньше, ощущал в полной мере. Арбор убивает не то, чтобы особенно быстро, но весьма разнообразно. Открывается приятный выбор между летальной анемией, септическими осложнениями или некротическим парезом. И сбившиеся в карантинных куполах иммяки наблюдают за его неторопливой агонией, и знают, что это ждет их самих. Самые сильные в таких случаях требуют эвтаназии — и получают. А те, что послабее, впадают в апатию или бунтуют.

— Была драка… большая… Ну, короче, разбили стекло шлема одному… ты его не знаешь, Эйсе Гонсальви… он остался там.

Еще одна строка моего счета к Мерриллу.

— А что тот колониальщик?

— А ему что? Зашел, поговорил с двоими и ушел. Видно, сильно его пробрало — побледнел весь, — с совсем не кришнаитской мстительностью ответил Джованни.

Это Меррилла-то пробрало? После его выходок на Селене-прим? Вряд ли. Что же его заставило побледнеть? Что такого сказали ему двое курьеров? Уж не то ли, что собирался разнести по всей Луне Яго Лаура?

«Мир, каким мы его знаем, приходит к концу». Цитата всплыла из подсознания и вновь опустилась на дно, оставив зловещие круги на поверхности рассудка.

— Спасибо, что позвонил, — произнес Джованни. — А то мы тут совсем…

— Да не за что, — смущенно ответил я и отключился.

Следующий звонок я сделал в глос-справку. Меня интересовал штатный состав лунного отделения Службы. Выяснилось, что кроме Меррилла, в Городе находились еще четверо голубцов, из которых двое прибыли к нам совсем недавно: один — год назад, второй — пять месяцев. По сравнению со старожилами — всего ничего. К старожилам относились некто Даниэль Жерфо (старший лейтенант) и Игорь Козин (младший лейтенант), к новоприбывшим — Дэвид Дэвро (майор) и Аркадий Еринцев (лейтенант). Интересно, рядовые в Службе есть? И почему большая часть голубцов родом из держав Ядра? Редко кто из Китая и Японии, а из других стран — так и вовсе считаные единицы.

А если серьезно — почему за пять месяцев до наших интересных событий на Луну присылают еще одного майора Службы? Решили, что троих подчиненных Мерриллу многовато, не справится с такой эмоциональной нагрузкой? Или у меня все-таки начинается паранойя? Кто сказал, что всемогущая Служба каким-то образом ответственна за нынешний бред? Может, просто совпадение такое… любопытное. Интересно, как себя чувствует майор Меррилл? Наверное, как и любой чиновник, которого подсидели.

Вопросов накапливалось все больше, а ответов не прибавлялось, и я не знал, к кому еще обратиться за помощью. Впрочем… я могу навестить одну старую и не то, чтобы очень добрую, знакомую.

Чем хороша Луна — можно годами ходить мимо какой-нибудь двери и не знать, что она есть вообще. Свернув в тупичок, я пробежался костяшками пальцев по стене и замер в недоумении. Код, который меня не раз выручал, полагалось скидывать с инфора на установленный здесь нелегальный узел. Но инфора у меня не было.

— Элери, — проговорил я вслух, чувствуя себя ужасно глупо. — Раз, два, три, элери.

— Заходи, заходи, — лязгнул динамик, заставив меня подпрыгнуть — до сего дня я и не предполагал о его существовании.

Потайная дверь распахнулась. Я нырнул в пурпурные сумерки и пошел напролом через ряды тяжеленных бархатных портьер. Поворот направо… стена (ой!)… еще поворот… а вот и апартаменты хозяйки.

Нет — Хозяйки.

Я был знаком с ней не первый год. Из всех содержательниц притонов она пользовалась у меня особым уважением. Во всяком случае, она не принадлежала ни к одному из групарских Домов, и в ее заведении никто еще не пропадал бесследно. Мы с ней даже заключили негласный договор: покуда она не нарушает определенных статей закона, я ищу себе добычи в другом месте. Может, это и аморально, или, как это говорят, «нечестная игра» (термин, которого я никогда не мог понять), но я ведь не играю.