Армия Солнца - Сергей Вольнов

«Икс-файлами» еще в древности называлась информация, тщательно и всемерно сокрытая от свободного к ней доступа.

…ВРЕМЯ и ТОЧКА… [незадолго до полуночи по UNT, 06jan; пилотская кабина перехватчика «GREY WOLF 223651» (борт № 0333923416, юрисдикция StarsPatrol of ICS); космо-пространство Lanbaol Independent Republic близ планеты Scarlyl (Meen Dinasty X)]

– …Я когда-то знала человека, способного на подобный трюк, – сказала Маштарикс, доставая из контейнера последнюю ампулу сиреневой плазмы, адаптированной для кровеносной системы янча. – Он был эрсер… пошел в каратели, как они выражаются, и служил в Патруле.

– Ну-у… – с трудом вымолвил Либуука, – если на такое… способен… один… обязательно найдется и второй…

Цепляясь за все, что можно было ухватить конечностями, никомедка вернулась к пилоту. Янч обессиленно обмяк в коконе дублирующего бортстрелка, куда с ее отчаянной помощью едва переместился. Маштарикс глянула на боевого товарища, сокрушенно вздохнула и произнесла:

– Надеюсь, ты прав, Либи. Потому что с тем, первым, мне бы не хотелось на узкой тропке столкнуться… то есть я бы очень хотела с ним столкнуться, конечно! – поспешно поправилась она. – Больше всего на свете, честно говоря… Но меньше всего на свете я хотела бы оказаться с ним по разные стороны прицела.

Толстый и тонкая – экипаж «Серого Волка» можно было описать двумя словами. Контраст был разителен; даже не верилось, что оба эти существа – самые что ни на есть люди. Громадное тело раненого неисчислимыми складками буровато-белесой плоти громоздилось в полураскрытом «гнезде»; по мере вращения оно оказывалось то на потолке кабины, то на полу. Янчи были чуть ли не самыми крупными и сильными гуманоидными существами Сети Миров, запасы их жизненной силы и сексуальной энергии казались неисчерпаемыми. Длинная гибкая женщина скользила в невесомости, извиваясь волнообразно, как змейка. Строение позвоночника обеспечивало уроженкам Ник-о-Мед широчайший диапазон движений. Благодаря этому, в частности, они слыли непревзойденными любовницами.

В кабине витал резкий запах горелой плоти, смешанный с вонью оплавленного металла. Вентиляция происходила судорожно, с перебоями. Хорошо хоть, что рециклеры вообще работали.

– Я б тоже… смог… на хорошем корыте… почему бы нет… – порциями проталкивая слова сквозь запекшиеся губы, сообщил Либуука. – А где он… первый твой?

– Героически погиб, спасая наш дерьмовый мир от второго пришествия Империи, – тихо сказала женщина, вкладывая ампулу в инъектор. Защелкнув ограничитель, добавила чуть ли не шепотом: – Молодым совсем… жить бы да жить.

– Герои умирают… не молодыми… герои умирают дурными… умные в герои не лез… ут… – сказал вдруг янч и содрогнулся. Складки плоти, основательно деформированные огромной рваной раной и пятнами ожогов, мелко затряслись. Очередной приступ боли накатил на пилота, зверски терзая развороченный струями огня живот.

Маштарикс удивленно посмотрела на «пурпурного» чиф-сержанта, словно услышать подобную сентенцию было для нее так же неожиданно, как обнаружить у янча пристрастие к изящной словесности. Спохватилась, взяла партнера за толстенную, диаметром как все ее тело, лапищу, и дрожащими пальцами погладила рыхлую маслянистую кожу.

– Держись, милый… – прошептала, чувствуя, как глотку распирает гнилостно-горький ком. – Пожалуйста, не умирай, Либи… не бросай меня одну… наедине с вечностью, которая таращится зенками своими… горящими…

– Мы с тобой тоже… глупые как… первый твой! – исторг янч, преодолевая боль. Пик приступа миновал, и Либуука, закрыв глаза, лежал неподвижно. Маштарикс молча гладила его руку. Любое слово, произнесенное в ответ, прозвучало бы нелепо и… глупо.

Слова, прервавшие тягостную паузу, прозвучали из уст смертельно раненного янча:

– Маш… почитай мне… стихи. Никогда не слушал… когда на тебя нака… тывало и ты зе… мам уподоблялась. Вдруг… захотелось… Все забываю спросить… чья ты духовная наследница… кто она, твоя проводница к свету?

– Одна из поэтесс древней Земли, – пояснила Маштарикс, неимоверным усилием воли стараясь говорить ровно и спокойно, – ужасно давно жила. Уму непредставимо. Еще в дозвездную эру…

– А что… разве были… благо… словенные милостивым Ябачи времена, когда… земы в космосе не шастали?.. Быть такого не может!.. – Янч так удивился, что даже глаза открыл. – Не верю… Они, похоже… одновременно со звездами… в вакууме появились и… заполонили… заполонили, продыху от них нету!

Маштарикс отвела взгляд, не в силах смотреть в глаза пилота, наполненные жутким страданием… Пилотский кокон, прикрывший кокон стрелка от огненного смерча, ворвавшегося в кабину, превратился в груду оплавленного металла, из которого торчали обрывки соединительных шлейфов. Чтобы не видеть этого напоминания, женщина поспешно опустила внешнее, непрозрачное веко.

– Маш… чти… – попросил Либи слабеньким голосочком, будто из самых последних сил.

И она, стараясь не открывать глаз, в классической манере рубя долгими паузами на четырехстрочные блоки, продекламировала один из канонических текстов, оставленных святой Ольгой Швец потомкам:

«Время шипит под ногами. Время – большая змея. Неповторимый орнамент – Краски всех карт бытия.

Голой не схватишь рукою И не наступишь на хвост. Время следит за тобою Светом немеркнущих звезд.

Гипнотизирует взглядом И за собою ведет В сумерки вечного ада, В смертью пылающий лед.

И неизбежных героев, Не пожелавших идти С зомбиобразной толпою, Ждет ядозуб на пути».

И лишь замолкнув, обескураженно сообразила, насколько В ТЕМУ прозвучало стихотворение. Здесь. В наспех залатанной кабине продырявленного, неуправляемого гравилета. Утлого суденышка, несущегося в леденящую тьму пустоты, из которой ни один проводник вывести не способен.

– Ишь ты… когда еще жила… а кое-что понимала о небесах… – героически выдавливал хриплые звуки умирающий Либи. – Иногда мне кажется… эти земы… знают о Вселенной… что-то такое, чего… никогда нам не понять. Важное очень… и скрывают от нас, подлые… шифруют в песнях… музыке, танцах… романах, стихах, картинах… своих. – Янч, перед смертью проникшийся-таки интересом к изящной словесности, надолго замолчал; Маштарикс распахнула веко, чтобы посмотреть, не приступ ли? Но пилот замер неподвижно, с закрытыми глазами. Будто прислушиваясь, что у него происходит внутри.

Никомедка прильнула лицом к его безволосой руке. Единственное желание снедало ее: не расплакаться!!! Либи поймет, что его минуты сочтены… Уроженцы Проклятущей Туманности не плачут, это знают все на свете люди. Рожденные в Ник-о-Мед никогда не плачут на людях – знают только никомедцы и никомедки.

– Маш… не дотянуть мне. Воздух на меня тратить… не стоит, – печально сказал Либи.

Он и сам все понял. Или услышал что-то – внутри себя.

Маштарикс зажмурилась и закусила губу, теснее прижимаясь лицом к мягкой плоти, горячей как кипяток. Вынужденно наполняя ноздрю гарью, она с ужасом поняла, что запах человечьей плоти, сжигаемой заживо, НЕ исчезнет из этой кабины!