Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни - Джордж Гриффит

поднялась и опустилась, словно от резкого сдавленного всхлипа. Она снова подняла на меня глаза:

— Да, это была ложь — ложь, за которую им хорошо заплатили. Им заплатила та, что отняла у меня мою долю отцовского трона, чтобы править одной и быть самой прекрасной женщиной в стране. Отпусти мои руки, прошу тебя, мне больно. Я расскажу тебе в нескольких словах о судьбе, которая постигла меня, и тогда ты услышишь мою просьбу.

Я отпустил ее, покраснев от стыда за то, что забыл о своей силе и ее хрупкости, а потом подвел ее к кушетке, усадил рядом и попросил говорить дальше. Минуту-другую она молчала, опустив глаза, словно гадая, с чего начать, бросила на меня быстрый застенчивый взгляд, снова опустила веки и рассказала свою историю.

— Эта Царица юга — моя сестра-близнец и наследница трона Сабеи. Ее зовут Балкис, а меня — не Гудрун, как назвали те тирские варвары, а Цилла, и боги сделали нас настолько похожими, что, если бы Балкис стояла сейчас рядом, одетая как я, даже ты не смог бы сказать, кто из нас царица, а кто твоя купленная рабыня.

— Если ты так думаешь, — улыбнулся я и нежно взял ее руку своей, — тогда твоя просьба будет напрасной. А теперь продолжай, потому что мне не терпится услышать, что было дальше.

Она улыбнулась и снова взглянула на меня, на этот раз чуть дольше, и продолжила:

— Мой отец-царь оставил нам свой трон как общее наследство, полагая, что мы будем жить и царствовать вместе в любви и согласии. Но едва началось наше правление, как Иблис вошел в душу Балкис и внушил ей, что, если бы не я, она была бы, как говорили люди, прекраснейшей женщиной в мире и единственной царицей Савской. И вот, боясь, может быть, мести богов, если она убьет меня своими руками, однажды ночью она дала мне зелье, и когда я проснулась, я уже была далеко в море на тирской галере.

В ответ на мои просьбы и слезы капитан рассказал, что царица, как он ее назвал, решила править одна и поручила ему за талант серебра вывезти меня в море, связать в мешок и утопить. Но он был слишком хорошим финикийцем. Он получил и меня, и талант серебра, и похвастал, что если он хоть что-нибудь понимает в ценности женской красоты на рынке Тира, то выручит не меньше таланта золота, прежде чем покончит со мной.

Итак, меня отвезли вверх по Красному морю и через канал Рамзеса в Великое море, и доставили в Тир, где изменили мое имя на то варварское, которым ты научился называть меня, и сочинили ту лживую легенду, которую повторил тебе жрец Амрак. Но в Тире боги сжалились надо мной, потому что, прежде чем меня выставили на невольничьем рынке, обо мне сообщили царю Хираму, и тот приказал привести меня и выкупил меня у моих похитителей за талант золота, как они и просили.

Когда я поняла свою судьбу, я замолчала от стыда и позволила легенде обо мне сойти за правду. Хирам держал меня в своем дворце, чтобы я могла отдохнуть от усталости и страданий моего путешествия, пока караван не отправится в Ниневию. Потом, как ты знаешь, он послал меня в подарок царю Ассирии. Я едва предстала перед ним в то самое утро, когда ты убил стражников в тронном зале, и я понравилась ему, и он велел мне сесть у его ног. А потом пришел ты, и об остальном нет нужды тебе рассказывать.

— Это удивительная история, Цилла, хотя и рассказанная так просто. Итак, ты сама царица по праву. Разве я не говорил тебе, что я не твой господин и достоин только преклонить перед тобой колени? А теперь пусть моя госпожа обратится с просьбой, чтобы ее слуга мог выполнить ее.

Она уловила тон моего подшучивания и рассмеялась в ответ, а так как в моих жилах течет кровь, а не вода, думаю, что в следующее мгновение я бы забылся, обнял ее и рассказал ей всю чудесную историю Илмы и другой моей жизни, если бы она не соскользнула мягко и быстро на колени и, положив сложенные руки на мои, не взглянула на меня так очаровательно, что я в одно мгновение чуть не сошел с ума от любви и желания:

— Ты хозяин моей жизни и… и владыка моей души, и я прошу тебя увезти меня отсюда, не важно куда, потому что я лучше буду служить тебе в шатре из козьей шерсти в пустыне, чем вернусь, даже если бы это было возможно, чтобы царствовать с Балкис в Сабее. И за все богатство Соломона я не захотела бы, чтобы она узнала, что я здесь, в Салеме, потому что она найдет способ убить меня, а я не хочу умирать, потому что жизнь, которую мой господин вернул мне, стала мне очень дорога. Пусть Балкис сидит на нашем троне и владеет царством моего отца, ведь я поняла, что у богов есть лучшие дары, чем власть и богатство. А теперь, мой господин, скажи мне, что просьба твоей рабыни не будет напрасной.

Глухой глупец, я не услышал в этом нежном умоляющем голосе моей Илмы, предлагавшей мне царство и величие, о подобии которых в этот самый час тщетно мечтал славный Соломон. Она предлагала царство, более широкое, чем сам Ашшур, и прекрасное, как луга асфоделей, сияющих светом рая. Я так гордился яркими неожиданными победами моей первой жизни на земле, я был слишком очарован блеском богатства, увиденного в Ниневии, Тадморе и Дамаске, и ослеплен мечтами о собственной империи, и о славе, добытой на войне тем, кто мог сделать своих солдат неуязвимыми, а их оружие неотразимым.

Цилла поднялась и встала передо мной, опустив голову и скрестив молочно-белые руки на мягко вздымающейся груди, в которой уже много дней незримо горело священное пламя любви — прекрасное видение чистоты и целомудрия, увиденное влюбленными и страстными глазами.

Увы! Если бы я любил так, как любила она — нет, если я хотя бы понимал, как бесценно сокровище, которое я держал в своих руках — я бы в одно мгновение усвоил этот долгий урок, и, возможно, эта книга никогда не была бы написана; но в те дни любовь женщины была для меня лишь украшением в короне империи.

Я не знал тогда и не узнал еще в течение многих долгих и трудных лет, что любовь невозможно ни покрыть золотом,