Клинок предателя - Себастьян де Кастелл

– Не знаю, как насчет обожания, – сказала Швея, – но если хочешь, могу дать тебе хорошего пинка.

Она улыбнулась, обнажив старые кривые зубы, и сделала такой жест, что даже семеро святых не заставят меня повторить его.

Я заметил, что король сидит на огромном ящике.

– Дорожные вещи? – спросил я.

– Можно и так сказать.

Он открыл ящик, заполненный соломой и стружкой, которую он выгреб на пол. Закончив, король отошел в сторону и предложил мне заглянуть внутрь. И в этом побитом деревянном ящике я увидел безрассудные мечты мальчишки, ставшие явью, – плащи. Двенадцать плащей, идеально подогнанных под каждого из нас. Сшитых из крепчайшей кожи и подбитых внутри тканью, которая была мягче и теплее овечьей шерсти.

– С таким плащом в дороге не замерзнешь, – заметила Швея. – И никто не сможет воткнуть нож в спину.

Она показала нам вшитые внутрь пластины, сделанные из материала, который напоминал кость. Швея сказала, что они могут выдержать удар кинжала, а может, даже и стрелы. Показала нам потайные карманы, в которых лежали небольшие лезвия, крепчайшая бечевка, огниво – всё, что может пригодиться в дальнем странствии.

На груди у каждого плаща были выдавлены индивидуальные, но не слишком заметные узоры. Король достал мой плащ и протянул мне. Он был совершенно не похож на то, что я себе представлял, и в то же время являл собой все, о чем я мечтал: доспехи, убежище и символ нашего служения. На груди справа виднелось изображение цветка пертина с голубым крестом и серебряной рапирой.

– Похоже, мы наконец-то поняли, что символизирует пертин, – сказал король.

Не в силах говорить, я принял плащ из его рук и надел.

Слез, что лились у меня по щекам в тот день, я не стеснялся, не стеснялись и остальные одиннадцать человек. Слезы эти не только омыли наши лица, но и очистили прошлое.

– Святые угодники! – воскликнула Швея. – Хорошо, что я позаботилась о том, чтобы плащи защищали от дождя. У вас они, похоже, частенько подмокать будут.

Многие засмеялись, а я встал, распрямив плечи, и постарался запомнить этот миг. Мы, носящие эти плащи, защитим людей от слез и горестей. И этим моментом я буду гордиться всегда.

– И как это произойдет? – спросил Брасти, когда мы вели повозку по широкой мощеной улице Поминовения, ведущей к герцогскому дворцу.

– Ты о чем?

– Каким образом ее светлость из злобной стервы превратится в королеву мира?

Я оглянулся на повозку, в которой ехала Валиана с посланником герцога, чтобы убедиться, что ни они, ни возница ничего не услышали.

– Вообще-то я не уверен. Кажется, Совет герцогов обладает властью и назначает регента…

– Нет, – сказал Кест. – Это лишь в том случае, если наследнику меньше тринадцати лет. А в данном случае в действие вступает «Региа манифесто де’эгро».

– А это еще что? – спросил Брасти.

– На языке древних «региа» означает «правление», «манифесто» – «управляющий закон», а «де’эгро» – «от богов».

– Ну да, так гораздо понятнее.

– Надо было больше читать и меньше разгуливать по кабакам во время обучения, Брасти.

– Все же не могут быть ходячими энциклопедиями, Кест.

– Полагаю, магистрату более подобает иметь энциклопедические знания о законе, нежели об эле.

Брасти улыбнулся.

– Теперь понятно, в чем твоя ошибка. С помощью пива я разрешил гораздо больше дел, чем ты с помощью мудреных законов, до которых никому нет дела.

Фелток хмыкнул.

– Святой Загев, Вызывающий слезы пением, это так-то вы, плащеносцы, решали мировые проблемы? Неудивительно, что все пошло прахом.

Кест не обратил на него внимания.

– Похоже, другие законы тебя вообще не интересуют, а этот запомнить немудрено. «Региа манифесто де’эгро», или «Божественный указ о законном правлении», состоит всего из семи строк. В нем говорится, что боги требуют, чтобы народом правил лишь один король или королева, а не совет. Также в нем говорится, что благодаря богам королевский род обладает особой кровью и процветание королевства именно от нее и зависит.

– Что за чушь, – фыркнул Брасти. – Кровь всего лишь кровь, она всегда красная.

– Как бы там ни было, полагаю, что ни манифест, ни герцоги с тобой не согласятся.

– И как отнесутся боги к сложившейся ситуации? – спросил я, предполагая, что боги вообще ни о чем таком не думают. Общеизвестно, что в большинстве древних трактатов очень мало говорится о праве.

– На удивление, – ответил Кест, оглянувшись на карету, – в манифесте действительно об этом упоминается. В последней, седьмой строке. Если кратко, то там говорится, что королевская кровь никогда не умирает, но являет себя сама по воле богов.

– Очень полезно, – хмыкнул Брасти.

– Я еще не закончил. По воле богов и при удостоверении «достойных по крови».

Черт!

– А «достойные по крови» – это…

Кест кивнул.

– Герцоги.

– До чего же удобно, – сказал Брасти чуть громче, чем следовало. – Чертовы герцоги убивают короля, а затем, согласно тайному закону крови, написанному каким-то там прикормленным попом, они вдруг наделяются магической силой и способностью разглядеть королевскую кровь в следующем претенденте. Хвала святым, что я стал плащеносцем, чтобы бороться за столь премудрые законы!

– Вряд ли все так просто, – сказал Фелток, потирая подбородок. – Будь это так, герцоги просто выбрали бы одного из своих.

– Ты прав, не все так просто. Ты служил генералом у герцога Пертинского. Думаешь, он стал бы сидеть сложа руки, пока другой, ничуть не более благородный и достойный герцог захватывает власть? Тысяча чертей, ты работаешь на Патриану: как, по-твоему, отнеслась бы к этому герцогиня Херворская?

Фелток хлебнул вина из меха.

– Герцогиня не отличается щедростью. Полагаю, ты прав. Так почему они позволят моей госпоже захватить власть?

– Потому что она дура, – весело сказал Брасти.

Фелток схватился за кинжал, висевший у пояса.

– Придержи свой язык, мальчишка. Я не жду, что ты станешь любить госпожу, но изволь говорить о ней с уважением.

Брасти поднял руки, делая вид, что подчиняется ему.

– Ты прав, ты прав, – любезно согласился он. – Она практически чертова святая, если учесть ее происхождение.

– Это до добра не доведет, – сказал мне Кест.

– Почему? – поинтересовался у него Фелток. – Потому что я старый глупый вояка и мозг мой слишком размягчился, чтобы понять зубоскальство великих плащеносцев?