Маленькое личико - Софи Ханна

Саймон понял, что в комнате кто-то есть. Над ним нависла высокая женщина с пропорциями и мускулатурой спортсменки. Рыжие волосы до плеч, очки без оправы, черное эластичное платье. Она как-то слишком уж бесцеремонно разглядывала Саймона.

– Детектив Уотерхаус? Я – Брайони Моррис. Извините, что задержала. Пойдемте со мной?

Пока они шли по коридору и поднимались на два лестничных пролета, Брайони дважды обернулась – не отстает ли Саймон. У нее был озабоченно-важный вид, словно она училка и ведет класс на прогулку. «Завышенная самооценка, – подумал Саймон, – подлинный бич современного общества».

– Вот мы и пришли.

Брайони занимала единственный кабинет в мансарде. Распахнув дверь, она кивком пригласила Саймона внутрь:

– Садитесь вон на тот диванчик.

В комнате пахло духами с ароматом фруктового салата, особенно – грейпфрута. На стене висели две большие картины – не во вкусе Саймона: яркий вихрящийся винегрет из цветов, строений, лошадей и каких-то бескостных людей, плывущих в космосе. Суставы персонажей были по большей части вывернуты.

Саймон несмело опустился на продавленный бежевый диван, что почти не пружинил, диванные подушки были с глубокими вмятинами, можно в них утонуть. Брайони села на жесткий стул с прямой спинкой, за точно такой же письменный стол, как у Элис. Знахарка была на пару дюймов выше Саймона, и детектив почувствовал себя загнанным в угол.

– Значит, вы пришли по поводу Элис и Флоренс. Мне Пола сказала.

Пола – это рефлексолог.

– Да, они пропали вчера под утро.

Никому из собеседников он не говорил, что, по словам Элис, пропавший из «Вязов» младенец – вовсе не Флоренс Фэнкорт. После заявления Элис о подмене ребенка Саймон настоятельно советовал опросить ее друзей и коллег, чтобы выяснить, насколько они ей доверяют. Не известно ли о ней чего-нибудь такого, что могло бы пролить свет на ее нынешнее странное поведение? Однако Чарли твердо распорядилась не тратить время впустую. «Я не собираюсь заниматься этим больше ни минуты, – объявила она. – Элис Фэнкорт подвержена депрессиям, она сидела на прозаке и недавно перенесла труднейшие, опаснейшие роды. Жаль ее, конечно, но послеродовыми депрессиями занимается другая контора». Видя, что не убедила Саймона, Чарли решила зайти с другого конца: «Ладно, тогда объясни, кому и зачем надо было менять детей? Каков мотив? Да, детей иногда крадут, но лишь те, у кого нет своих и не осталось надежды их завести».

Саймон понимал, что упоминать Мэнди из роддома бесполезно. Элис рассказала ему о соседке по палате и ее дружке, что собирался назвать новорожденную девочку Хлоей в честь другой своей дочери – живой и здоровой. Это ничего не доказывает, и именно так ему ответила бы Чарли. А еще она бы потребовала признаться, где и когда Элис рассказала ему про Мэнди.

Поэтому, сообщая Брайони Моррис, что Элис и Флоренс вчера под утро исчезли, Саймон чувствовал себя лгуном. Значит ли это, что в глубине души он верил Элис? Исчезли два человека, но была и другая, главная, изначальная загадка, что так пока и не разгадана.

Саймон привык полагаться на собственный разум, но его уверенность в себе сильно пошатнулась после вчерашнего рассказа Чарли. Он всегда доверял интуиции, ведь она подводила куда реже, чем люди. И вот тебе раз – он оказался в серьезной беде, сам того не заметив. Что же еще он проглядел?

– Ну, о чем вы хотите меня спросить? – заговорила Брайони Моррис. – Когда я видела Элис в последний раз? Это я могу сказать точно – девятого сентября. Думаю, в нашем центре я единственная, кто встречался с ней недавно.

– Вы правы. – Саймон сверился с блокнотом. – Больше никто не видел ее, после того как она ушла в декрет.

– У меня был выходной, и она заехала ко мне домой, в Комбингем. Да, я живу в этом жутком месте, в наказание за грехи.

Казалось, она вдруг смутилась, будто пожалев, что разоткровенничалась. Но Саймону было все равно, где она живет.

– Разве одинокая женщина может сейчас на свою зарплату купить нормальный дом, а не конуру в Спиллинге или Силсфорде, да хоть в Рондсли? Да никогда! А в Комбингеме у меня отдельный дом – четыре большие комнаты. Хотя со всех сторон наркоманские притоны…

– Зачем Элис приезжала? – прервал он ее нервную болтовню.

Пожалуй, Брайони Моррис не так уверена в себе, как ему сперва показалось.

– Вы знаете, чем я занимаюсь? Эмоциональным раскрепощением.

Саймон кивнул, и по коже вдруг побежали мурашки.

– Элис нужно было снять возбуждение. Назавтра в девять утра ее должны были стимулировать. Знаете, что это? Это когда…

– Знаю.

Саймону опять пришлось перебить ее, причем довольно резко.

– Значит, она пришла к вам на прием? Домой?

– Да, на сеанс терапии. Чтобы повысить уверенность в себе. Ей самой захотелось. То есть мы с ней, конечно, подруги, или, точнее, приятельницы. По-настоящему близких подруг у нее нет.

Брайони подалась вперед, убрала волосы за уши.

– Послушайте, вы, наверное, не имеете права разглашать, но… у вас уже есть какие-то ниточки насчет Флоренс? В смысле, ребенку всего три недели. Понимаю, вы только начали…

– Вот именно.

Саймон задумался: если Элис так страшилась родов, почему просто не выписала себе подходящее гомеопатическое снадобье? У нее же выгодная профессия – лечиться можно относительно легко и бесплатно.

Восемь лет назад Саймон был на приеме у гомеопата. Только не в Спиллинге. Он выбрал местечко подальше – Рондсли, на безопасном расстоянии от дома и любых знакомых, которые могли бы сболтнуть его родителям. Сначала он услышал передачу о гомеопатии по радио, где разные бедолаги рассказывали, как излечились от психических и даже физических недугов, и решился на такой необычный шаг. Своего рода бегство от себя.

На электрическом стуле у гомеопата он сумел высидеть только час и выскочил на середине «вступительного сеанса». Беседуя с обаятельным бородачом, бывшим семейным доктором Дэннисом, Саймон так и не смог объяснить, что за беда привела его на прием. Дэннис задавал специальные вопросы, а Саймон разглагольствовал о второстепенных трудностях: неспособности удержаться ни на одной работе, о том, что боится разочаровать мать, о злости на пустой, безнравственный мир (Саймон раньше даже не догадывался, что этот мир уж так его бесит).

Но едва зашел разговор о женщинах и отношениях с ними, Саймон встал и без объяснений выбежал за дверь. Теперь он жалел о своем поступке – не о побеге, а о хамстве. Дэннис, похоже, неплохой парень. Он очень ловко выуживал из Саймона сведения, и тот, испугавшись, что сейчас проговорится, решил смыться. Он не представлял, как жить дальше, если кто-нибудь об этом узнает.

– Вы говорите, у Элис не было близких подруг?

– Поймите правильно. Элис очень дружелюбная, мы все ее обожаем, по крайней мере – я. Да и за других могу поручиться. Разве они вам не сказали?