Бык в загоне - Андрей Воронин

— Осторожность — это часть моей профессии, — отшутился он.

В это время к ним подошла Вика и, не стесняясь родителей, крепко поцеловала Сергея:

— Береги себя, я тебя люблю и буду ждать. Береги себя… — сказала она.

— Что вы меня хороните раньше времени, — рассердился Сергей, — не волнуйся, со мной ничего не случится, не на войну же я ухожу, ну-ка, маленькая, улыбнись.

Он и не предполагал, что его последние слова окажутся едва ли не пророческими.

Из аэропорта Никитин отправился по адресу, известному ограниченному кругу лиц, на предварительно оговоренную встречу с киевским авторитетом Крытым.

Приехав на место точно в назначенное время, Никитин еще раз удостоверился, что не ошибся:

Крытый жил именно тут, и, непонятно чему улыбнувшись, с силой нажал на кнопку звонка.

В открывшемся проеме входной двери возник знакомый силуэт Николая Николаевича Кроменского, более известного и среди обывателей украинской столицы, и среди криминальных элементов Союза, и среди мусоров под кличкой, навевающей ассоциации с «крыткой», то есть с тюрьмой.

Из-за его спины выглядывал незнакомый парень, и доверия на его лице не проглядывалось. Только после того как Крытый радостно обнял гостя, охранник успокоился и, пропуская Сергея в комнату вслед за Кроменским, закрыл входную дверь.

— Ну, Писарь, рассказывай, как дела? — Крытый расположился в кресле и пытался закурить неизменную папиросу.

— Спасибо, — ответил Никитин, — все хорошо.

Были, правда, мелкие проблемы, но они позади.

— Мне тут уже порассказали, — хрипло рассмеялся Крытый, — успел с нашими мусорами пообщаться?

— Было дело, — неохотно сказал Сергей, — но слава Богу, Лысый вытащил.

— Он был у меня вчера, поведал о твоих проблемах, — Николай Николаевич аккуратно сбил пепел с кончика папиросы, — а как поживает Вася?

Конечно же, Кроменский имел в виду Корина.

— Велел низко кланяться.

— Когда вернешься в Москву, передавай Доктору привет, скажи, что я жив-здоров и постоянно вспоминаю своего наставника.

Кроменский был крестником старого вора Василия Григорьевича. В последней отсидке перед самым выходом на свободу Вася Доктор передал полномочия пахана Крытому, несмотря на возражения некоторых авторитетов, ссылавшихся на его относительно молодой возраст.

В то время Кроменскому едва исполнилось тридцать пять. И надо сказать, что он проявил себя достойно, оправдав доверие Корина.

На его зоне свято соблюдались традиции воровского закона, не было беспредела, и касса общака использовалась точно по назначению. Так что перед освобождением Кроменского «короновали» на вора — никаких «косяков», то есть порочащих блатного человека поступков, за ним замечено не было.

Квартира, в которой принимал Сергея Крытый, ничего особенного собой не представляла. Это был дом холостяка, который жил по принципу: лишь бы крыша над головой. Коля Крытый, как и подобает человеку его сана, и в одежде был скромен, что отвечало требованиям кодекса чести воров. На нем был надет простенький спортивный костюм. Единственным предметом роскоши можно было назвать золотой православный крестик с цепочкой, который висел на красной, задубленной сибирскими морозами шее Крытого.

— Я бы уже сегодня мог улететь, после нашей встречи, однако у меня возникли кое-какие вопросы, — с этими словами Сергей извлек из кармана коричневый блокнот, ранее принадлежавший Махмуду.

Протягивая Крытому записную книжку, Сергей попросил:

— Коля, загляни сюда, может быть, встретишь знакомые имена.

Кроменский взял в руки книжицу, внимательно перелистал ее и сказал:

— Двоих знаю. Один — мой бизнесмен. Томский, а второй — директор мощной фирмы «Днепр», он платит Алику Шраму, если хочешь, сейчас ему позвоним. А что, коммерсюги где-то напортачили?

— В том-то и дело, что я сам ничего понять не могу, — задумчиво произнес Сергей, — может, я вообще случайно попал в чужой монастырь?

И Сергей поведал Крытому о событиях последних дней.

Внимательно выслушав собеседника, Коля Крытый долго думал, а затем сказал:

— Не знаю, что все это значит, но про Мирзу и его бригаду впервые слышу от тебя.

— А может, Доктору позвонить, пусть наведет справки? — предложил Сергей, — Одна голова хорошо, а два сапога — пара, согласился Николай.

* * *

С трудом избавившись от прибегших к шантажу родственников, Мирзоев вызвал Тахира для очень важного разговора.

— Знаешь что, — задумчиво сказал Самид, поигрывая огромным золотым перстнем, от которого по комнате бегали солнечные зайчики, — помнишь, мы с тобой говорили о том, как хорошо быть вором в законе…

Тахир недоумевающе посмотрел на патрона.

— И что? Тебе ведь кто-то из наших бакинских потом объяснил, что эти… М-м-м-м… — Тахир наморщил лоб, — ну, «грейпфруты» или «лимоны»…

Воры-скороспелки.

— «Апельсины», — подсказал Самид. — Но я не об этом. Можно и самому стать вором в законе, и никому платить не надо.

— А как это?

— Очень просто. У каждого человека есть своя визитная карточка. Ну, я имею в виду уважаемого человека, — тут же поправился он. — Так вот, у вора визитная карточка — татуировка…

— И что? — кажется, Тахир начинал понимать, куда клонит его патрон.

— А то, — продолжал Самид с улыбкой превосходства, — что если бы татуировка была бы и у меня… Я тоже был бы вором. Понимаешь?

Его дальнейшие распоряжения были просты и незамысловаты.

Ему, Мирзоеву, позарез надо нанести несколько татуировок — а для этого нужно тут, в Берлине, найти человека, который не только бы разбирался в подобных вещах, но и умел бы это делать.

С одной стороны профессионального кольщика можно было бы найти запросто — в Германии татуировались и скины, и наци, и футбольные фаны, и прочие представители молодежной субкультуры.

Красиво татуировали — в цвете, едва ли не в объеме.

Однако вряд ли кто-нибудь из немецких мастеров татуировки разбирался в тонкостях предмета — надо было найти непременно русского и непременно отмотавшего срок в лагерях.

А потому Тахир, отставив другие дела, бросился выполнять поручение патрона…

— Ищи, пока не найдешь, — напутствовал его Самид, — только без кольщика не появляйся!

* * *

Василий Григорьевич Корин, сидя на кухне, с аппетитом ел горячий суп, приготовленный женой.