Загул - Олег Зайончковский

– Это не факт.

Расправив червонец, Нефедов небрежно вставляет его швейцару за обшлаг кителя.

– Ну, куды ты суешь… – взгляд у того моментально теплеет. – С энтого бы и начали… баловники.

Он трусцой возвращается на свой пост, предоставляя Нефедовым свободу действий.

Так есть ли все-таки места в ресторане?.. Есть, и притом немало! Соврал швейцар, соврала проклятая табличка! Впрочем, стоит ли удивляться, когда даже газеты, даже плакаты на крышах врут в Советской стране?

– Вот тебе и «мест нет»!.. – сдерживая радость, ворчит Нефедов.

«Мест нет» настолько, что можно выбирать, где сесть. Так, во всяком случае, они понимают жест товарища с бабочкой, очевидно, здешнего метрдотеля. Товарищ стоит за конторкой и одну за другой подписывает какие-то бумажки; на Нефедовых он не отвлекается, а просто тычет в зал авторучкой.

Игорь с Надей идут в указанном направлении и действительно находят столик – свободный и даже с видом на эстраду. Они падают в полукреслица и с наслаждением вытягивают гудящие ноги. В эту минуту Нефедовы почти счастливы. По залу разносятся неясные, отдаленные запахи кухни; слышится звон выкладываемых приборов. Пока это только вокруг, только носится в атмосфере, но в целом сигналы приходят весьма обнадеживающие. Не беда, что никто из официантов еще и взгляда не кинул в их сторону, ведь официанты здесь вовсе не прохлаждаются. Сейчас они всем составом сооружают банкетный стол, то есть сплачивают между собой много маленьких столиков и накрывают их как единый. Банкет – коллективное мероприятие, это будет поважней, чем обслуживание индивидуалов, думающих лишь о том, как бы им самим покушать. И пусть эти эгоисты, сидящие за отдельными столиками, не вскидываются вслед пробегающим мимо труженикам подноса. Они выглядят глупо, словно щенки собаки, ловящие пастью мух.

Напрасно они волнуются – муха захочет и сядет сама на собачий нос. Никто не уйдет из ресторана необслуженный – рано или поздно, худо или бедно. Все получат меню для прочтения, по одному на столик, и все познакомятся с животом своего официанта. Если (что скорее всего) официант окажется женского пола, то на животе его будет фартучек с вышитым именем и кармашком для денег.

Но деньги не сразу – все-таки в ресторане сначала кушают. «Жюльен, ассорти рыбное на двоих… Соляночку на первое не желаете?.. Бифштекс, если хотите, с кровью… Напитки какие?..»

Напитки в виде шампанского и маленького графинчика с водкой прибывают на стол задолго до всего остального. Но Игорю уже не терпится – он наливает шампанское себе и Наде и заставляет ее чокнуться. Выпив, Нефедовы достают диплом и снова рассматривают его у Нади на коленях. В эту минуту их лица светятся, а людям за соседними столиками даже и не понять, отчего эти двое счастливы.

Однако за собственным столиком Нефедовы уже не одни. К ним между делом успел присоседиться некий молодой человек.

– Диплом обмываете? – любопытствует он. – Мои поздравления. Я, знаете ли, тоже без пяти минут филолог.

– Очень приятно, коллега, – улыбается Надя, пряча диплом в сумочку.

– Эдик, – ответно улыбаясь, представляется сосед.

На шее у Эдика вместо галстука повязан шелковый платочек. Внешность у него какая-то нефилологическая, хотя кто его знает… Что в нем очевидно – так это общительность. В короткое время Нефедовы успевают узнать о своем соседе довольно много, хотя, возможно, и не самое главное. Во-первых, Эдик любит ходить «по кабакам» – это у него такое хобби. Во-вторых, он бывает везде один, потому что является по характеру и образу мыслей крайним индивидуалистом.

– Даже девушек не приглашаете? – спрашивает осторожно Надя.

– А что девушки? Я ничего в них не нахожу. Пьют и едят, как юноши, а собеседницы, извините, никакие.

– Интересное наблюдение, – сухо замечает Надя.

Но похоже, болтливый индивидуалист нуждается не в собеседниках, а только в слушателях. Эдик продолжает солировать, прерываясь затем лишь, чтобы сглотнуть очередную рюмку (впрочем, делает он это довольно часто). Запасы вежливости Нефедовых близки уже к исчерпанию, но… внезапно и разглагольствования соседа, и все остальные звуки канут в ужасном громе, раздавшемся с эстрады.

Мощь музыкального вступления никак не пропорциональна его качеству. Затем конферансье приветствует «дорогих гостей ресторана». Начинается представление варьете. На эстраду выбегают девушки в трусиках и кокошниках и танцуют, вскидывая колени. Находит в них что-нибудь Эдик или опять ничего? Вот, обращаясь к Игорю, он пытается что-то сказать…

– Что?.. – Нефедов не слышит.

– Телок… – кричит ему в ухо Эдик, – телок всех разберут к закрытию!

Вот в чем дело! Сосед, оказывается, успел надраться. Игорь брезгливо отстраняется.

Между тем среди «гостей ресторана» многие представлением возбуждены, особенно участники банкета. Некоторых музыка сорвала с мест, и они уже сами жарят в проходах под аплодисменты товарищей. Некто с галстуком на спине продолжает отплясывать даже в паузах между номерами, пока девушки бегают переодеваться.

– Посмотрите на этот колхоз! – восклицает Эдик с неумеренным пьяным жестом. – Заплатили вперед и рады… – Он поворачивается к Наде: – Вы, мадам, теперь тоже дипломированный спесс… алист. Скоро вольетесь в трудовой коллектив, станете пить наперегонки, по банкетам шастать. А я – нет… я… я…

– Вам, может быть, стоит немного угомониться? – кротко замечает Нефедов.

– Что?.. Да! – соглашается Эдик. – Мне пора освежиться…

Он с трудом выбирается из своего креслица.

– Адьё… Этот город я оставляю вам! – он показывает рукой на столик. – Халдеям скажете… скажете, ушел в туалет.

Пошатываясь, Эдик идет прямо в толпу танцующих и, смешавшись с ней, пропадает из видимости.

– Что это значит «оставляю вам»? – спрашивает Надя.

– Это значит, что он не вернется, – задумчиво отвечает Игорь.

Но, даже избавившись от развязного соседа, Нефедовы не чувствуют большого облегчения. Кругом и без Эдика полно неприятных типов. Подпившие кавалеры, развалясь в креслицах, обозревают женщин за чужими столиками. Их собственные равно пьяные спутницы, желая прикурить, подолгу ждут спички из-за того, что спичками кавалеры ковыряют в зубах. Но и дождавшись огня, эти дамы не могут попасть в него сигаретой и гасят его своим хохотом. Женские вскрики, мужской нецензурный говор и множество других разнообразных шумов спекаются в общий тяжелый гвалт. Ресторанная публика гуляет, как ей и положено, но Нефедовых почему-то общее веселье не заражает.

– Что мы тут делаем… – печально недоумевает Надя.

Игорь отводит глаза: ведь это была его идея – поужинать в человеческом ресторане.

Но, достигнув своего апогея, хмельной ажиотаж в зале начинает постепенно затухать. Девушки на эстраде все ленивее поднимают ноги; ряд их делается все короче. Может быть, некоторые выбились совсем из сил, а может быть, и разобраны уже, как предсказывал Эдик.