Прикладная мифология - Джоди Линн Най

Вы можете спросить, как же я могла делиться едой с теми, кого никогда не видела, если мне приходилось урывать ее у своих детишек? Есть на свете люди, чьих сердец милосердие никогда не касалось. Я устроена на другой лад. Матушка мне всегда говорила, что ладони у человека открываются наружу, чтобы он мог делиться. Яблоки тогда стоили дешево. У мужа моей сестры была ферма недалеко от города, и он часто привозил мясо и другие продукты. А еще я очень экономная хозяйка и горжусь этим. Умею растянуть немногое надолго. Так что мне не составляло особого труда кормить три – я ведь думала, что их всего трое, – лишних рта.

Надо сказать, еду им поставляла не я одна, хотя и была единственной, кто делал это по доброй воле. Мои сотрудницы жаловались, что у них пропадают обеды. Все думали, что их воруют крысы. И пропажу продуктов из кладовок в общежитских столовых тоже приписывали крысам. Странного малыша, кроме меня, никто ни разу не видел.

И вот однажды ночью я постаралась побыстрее управиться с работой и наконец спустилась в тоннель, ведущий к библиотеке. Мне хотелось проверить, кто прав, я или мой муж. Может, мне это и вправду все приснилось? Я достала из корзины молоко, хлеб, яблоки и положила все это на свету. Но вместо того чтобы уйти, как обычно, я села рядом со своими приношениями и принялась ждать.

Вскоре мне показалось, что в темноте, неподалеку от меня, кто-то шепчется. Видно, мои малыши решали, стоит ли показаться своей благодетельнице.

– Выходите! – окликнула я. – Я вас не обижу!

И протянула раскрытые ладони, чтобы они видели, что никакого оружия у меня нет. В темноте снова послышался оживленный шепот, хотя сколько народа шепчется, я разобрать не могла. Наконец там кто-то зашевелился и на свет выступил мой давешний малец. А за ним – еще двое, мужчина и женщина, примерно на фут выше мальчика. У женщины волосы были иссиня-черные, как и у мальчишки, а у мужчины – морковно-рыжие. Одежда на них была латаная-перелатаная, как я и думала, и оба выглядели очень худыми и изголодавшимися, хотя, наверно, благодаря моей помощи они не так отощали, как могли бы.

Я во все глаза уставилась на мальчишку. Я видела его впервые за несколько недель, и теперь была очень рада: во-первых, я наконец-то убедилась, что мне и впрямь не померещилось, а во-вторых, потому что мои старания явно облегчили ему жизнь. Он был уже не такой тощий, как прежде, и, как это ни удивительно, чистенький-пречистенький! Рубашонка заштопана, мордашка умыта. Я так думаю, что мудрые малыши знали о том, что в эту ночь я буду их ждать, еще прежде, чем мне это самой пришло в голову. Мальчик уже не выглядел затравленным, как в нашу первую встречу, но взгляд у него все равно был упрямый – точь-в-точь как у моего младшенького. С характером вырастет паренек, если не собьется с пути. Я про себя посочувствовала его родителям. Мало того что им пришлось привести его в божеский вид – небось, им еще пришлось уговаривать его показаться!

Потом я посмотрела на самих родителей. Они были похожи на беженцев. На оборванных беженцев, спасающихся от чужой им войны и мечтающих лишь о том, чтобы их оставили в покое. Но что это за война? Откуда они взялись?

– Здравствуйте, – произнесла я. Мне показалось, что меня не поняли, поэтому я поздоровалась еще раз, сперва по-английски, потом по-немецки. Они по-прежнему молчали, поэтому я заговорила сама.

Я рассказала о своей семье, о детях и о муже. Говорила о своем детстве и о том, как приехала с родителями в Америку. Как я выросла, пошла в школу, потом на работу, как я познакомилась с мужем. И о том, как еще в детстве, в деревне, слушала сказки о таких, как они, о древнем мудром народе, искусном в ремеслах, творящем добро и зло как ему заблагорассудится. Наконец я пересказала одну из этих сказок, и тогда мужчина наконец заговорил.

– В ваших краях еще остался кто-нибудь из них? – с надеждой спросил он.

– Не знаю, – призналась я. – Самой мне их встречать не приходилось.

Я увидела, что он разочарован. Он не стал больше говорить на эту тему, а вместо этого спросил, очень серьезно:

– Зачем вам эта благотворительность?

Вот ведь гордец! Я держала в руках его тайну, и все же он не боялся бросить мне вызов! Я притворилась обиженной:

– Разве это благотворительность – делать подарки новым знакомым? Я хорошая соседка!

При этом я изо всех сил сдерживалась, чтобы не захихикать.

Он рассмеялся – впервые за все время, – и лицо его заметно смягчилось.

– Ах вот оно что! – сказал он с улыбкой. – Ну что ж, мы не останемся в долгу.

И для начала они подарили мне блюдо – вот это самое блюдо – для хлеба и пирогов. хлеб на нем никогда не плесневеет и не черствеет. Я говорила им, что это слишком дорогой подарок в ответ на несколько бутылок молока, но они только улыбались.

Они рассказали мне, как вышло, что они оказались в центральном Иллинойсе, и как они нашли себе это убежище, теплое и не набитое под завязку людьми. Они решили, что здесь им будет безопасно. С тех пор, как они приплыли из-за океана, прошло много-много лет, но как им удалось попасть на пароход и где они жили раньше – этого я не знаю. О великой войне, которая шла тогда в Европе, они слышали только краем уха. А в Мидвестерне тогда было совсем мало студентов и преподавателей не хватало – всех забрали в армию. Я пообещала помочь им, и они провели меня к себе и познакомили с остальными.

Встретив одного ребенка, поверить в существование целой семьи было для меня не так уж трудно, но как же я удивилась, когда увидела больше трех десятков несчастных созданий, которые ютились в заброшенном подвале, боясь, что их обнаружат! Мне сразу вспомнились кадры кинохроники и ужасы, творящиеся в Европе. Они пробирались сюда под покровом ночи, обходя города, преодолевая множество опасностей, питаясь колосками с полей. Но откуда они явились сюда? Этого мне так и не сказали. Однако в конце концов они нашли наш городок, стоящий посреди богатых пахотных угодий, решили, что это место создано для них, и осели здесь.

Потолки на этом этаже были слишком низкие, чтобы проводить занятия. Быть может, правительство предназначало эти помещения для каких-то секретных нужд, однако здание оказалось слишком старым, так что начальство повесило замок на дверь нижнего этажа и забыло о нем. В течение десятков лет он стоял заброшенным. Там ничего не было, кроме гнилых ящиков со старыми книгами и прочего университетского хлама. Сторожа все были люди пожилые, и они забыли об этом этаже. Думаю, тут не обошлось без волшебства, потому что одним из сторожей был Франклин Маккей, а мистер Маккей в жизни ничего не забывал. Так что, наверно, через некоторое время не осталось никого, кроме меня и моих малышей, кто помнил бы, что в библиотеке есть еще один этаж.

И миссис Гемперт решительно поставила чашку на блюдце.

– Да, вот я не знал, к примеру, – признался Кейт. – А как в это дело оказался замешан Ли?

– Да так же, как и вы. У мальчика добрая душа, и он всегда рад помочь тем, кто в этом нуждается. С тех пор как я ушла на пенсию, он делает все, что прежде делала я. Заказывает продукты с запасом. Пропажи никто никогда не замечает: все равно много добра пропадает впустую. Но Ли никогда не пытался сблизиться с ними. Он платит продуктами за образование. Они всегда рады поделиться тем, чего у них в избытке, в обмен на то, чего им не хватает. Это я помогла все устроить. Сперва им мешала гордость, но я об этом знала и помогла им преодолеть себя. Ли был неуспевающим, а теперь он отличник. Но он скоро закончит аспирантуру и уедет. Вы займете его место. Я рада, что нашелся такой человек, как вы.