Плясать до смерти - Валерий Попов

— Живот положила… — Даже Жора уловил, что сказал неудачно, смутился. — В общем, держите! — вложил Нонне букет. Со мной обращался проще. — «Швыряла» давай!

Коньяк и шампанское! Где нынче такое берут?

Сообразив, я поставил «швыряла».

— Ну что? — Жора глянул на сына. — Этот все молчит, как партизан? Чего стоишь?! — рявкнул на Кольку. — Ботинки срослись? За закуской дуй!

Куда в наши нищие дни можно «дуть за закуской»? Дошло постепенно. Семейство это я, конечно, встречал. Но никак не соотносил и ни за что бы не поверил, что счастье — рядом. Неоднократно сталкивался с Жорой в парадной, когда он шел в каске и заляпанных сапогах, видимо, домой на обед, в квартиру на первом. Не ожидал, правда, что жизнь вот так — опустит на этаж. Благодари Настю!

Да. Здорово! Этажом ниже, оказывается, прошла ее жизнь. Вот, оказывается, на что уходили ее время и силы. Даже забыла про нас. А я-то часами вглядывался в туманную даль — где ее там носит? А она была в четырех метрах, ниже этажом. Да, такая вот виртуозность свойственна нам. Помню, когда-то и я… Но сейчас не время.

Колька, так и не открыв рот, «дунул за закуской». Его участие в этом празднике, надо признать, минимально. Насте не везет.

— Нонна! Поставь чай! — скомандовал я.

«А есть ли заварка?» — мелькнула мысль. Утром ее не нашлось, и, зная хозяйственность Нонны, не думаю, чтобы она появилась. Гости, конечно, были несколько изумлены аскетизмом существования художественной интеллигенции (уверен, что Настька им уже наплела про нашу роскошь), но держались они вполне уверенно.

Закуска прибыла. Да-а, скатерть-самобранка.

— Ну! — Жора наполнил «швыряла». — СССР!

Неожиданность тоста (как я позже узнал, Жориного коронного) ошеломила меня. Мысли метались. СССР? При чем здесь СССР? Дружба народов? Насколько мне известно, не так давно ее отменили. СССР как сила и уверенность? Примерно. В общем, как я узнал, наполнение этого тоста менялось в зависимости от ситуации радикально, порой он звучал и трагически. Но в этот раз — позитивно. Настя выпила лихо, с вызовом, поставила фужер. Все как-то стремительно… Мир рушился! Или созидался?

Вынырнул голос Жоры, к сожалению, не начало монолога, скорее окончание:

— …Этот входит. — Кивок на Кольку. — Орет: «Всем стоять! Лицом к стене, не оборачиваться!» Это он Настю первый раз в гости привел!

Оригинальное «представление невесты». Впрочем, для наших дней, как видно, нормальное. Жоре понравилось.

— Потом спо-кой-ненько вышла к нам на кухню, где мы с Симой куксились, представилась, разговорились! Нормалек.

Это по-ихнему нормалек!

Да-а. Я недооценивал Настю! Реванш: вот вам всем за годы моего одиночества и страданий! Победила нас? Однако то ли это самое, о чем я мечтал?! Посмотрели друг другу в глаза… прощаясь?

— Ладно. Облегчим вам жизнь! — Настя пошла, на ходу встрепав Жорины жидкие волосы. Уверенно шагает! Колька, кусая губы и кидая взгляды исподлобья, встал и, стараясь всем видом изображать независимость, поплелся за ней. По-домашнему, абсолютно обыденно и как бы привычно они вышли из нашей квартиры и пошли вниз. И та квартира, выходит, наша? Еще вчера представить такого не мог. Настя была права: жизни не знаю.

Жора вдруг приосанился. «Без детей», видимо, самый разговор!

— Ну что? Надо балбесов этих устраивать? — По-хозяйски раскинувшись, Жора произнес.

Тут я напрягся. Точнее, мобилизовался. От Настеньки можно ждать всего. Вполне, не моргнув, могла выдать Жоре, что учится в аспирантуре, закончив университет. Воображение у нее работало, это я с гордостью знал, хотя в основном в области фантастики.

— Университет, — робко произнес я.

— Как два пальца! — проговорил Жора. — Как раз красим у них фасад. Мой-то уже устроен. Первый курс в театральном прошел. Ты, говорят, сценарии пишешь?

Ого! Закипела жизнь.

— …Можно! — глянув в самую сердцевину проблемы, ответил я.

— СНГ! — такой был второй тост.

После него я вырубился.

Очнулся трезвый. Гостей уже не было. Померещились? Да нет. Нонну с собой увели? Нет, спит в нашей комнате. Пробудившийся мозг — спал фактически всю жизнь! — работал активно.

Университет? Но Настя вроде бы школу не закончила? Это мелочь на фоне планов громадья. Сделаем!

Поднялся к Анне Сергеевне… так ее, кажется, зовут? Развивал перед ней теорию, что для многих великих школа была не лучшей порой, но это не означает, что надо совать им палки в колеса.

— Ведь ваша Настя… и на экзамен может не прийти! — проскрипела она.

Довела! Пуделиха лаяла. Дочь ее где-то шлялась. В школе, может быть? Анна Сергеевна только из ванной, волосы перебрасывала с плеча на плечо. Пришлось прибегнуть к экстренной мере — иначе не понимала. Теперь все будет просто у нас!

Я отпирал дверь, стараясь не шуметь, а Настя как раз поднималась. В глазах ее сверкнуло веселье.

— Ну что, блудный отец?

— Прошу! — распахнул перед ней дверь.

— Ну как тебе женишок? — поинтересовалась.

— Да, Настя. Ты расширила мой кругозор. Таких еще не видел.

— Дарю.

Утро было светлое, и мы трое, как раньше, пили на кухоньке чай, словно ничего и не изменилось.

— Но где же Рикашка? — не выдержав, все же спросила Нонна.

Настя резко вскочила, в глазах ее сверкнули слезы.

— Ты еще будешь спрашивать! — гневно, с ударением на «ты» воскликнула она.

Мы, выходит, еще и виноваты и не имеем права даже спросить? То ли он играл в том бою роль коня или боевого слона и погиб, то ли просто сбежал, не в силах выносить этот ад.

— Я знаю! — Глотая слезы, Нонна старалась говорить бодро. — Он сейчас где-то носится, он главарь стаи собак! Ему все подчиняются! — Она всхлипнула, подтерла нос.

Слезы сверкнули и у меня, и у Насти. Минута молчания. Рикашка остался там, в прежней жизни, может быть, лучшим воспоминанием. И если бы он был единственной жертвой новым временам!

— Ну! — Я налил по рюмке. — Рикашка! Мы тебя любим! Тебя нет, наверное, но ты… был лучшим в нашей семье!

Пальмы! Море! Киносъемки!

Я свое слово держу. Но для этого, надо сказать, пришлось пройти ряд напряженных этапов.

— Граф, говоришь, здесь жил?

Это мы удачно зашли хлопнуть по рюмке. До этого Жора говорил уклончиво: «Живут — и нехай живут. Поглядим», но тут вдруг завелся.

— А чё! Неплохо тут свадьбу сыграть, где граф жил!

Вот так, как бы случайно, и сцепляется все.

— Вон, в витраже, — показывал я, — герб его горит! «Deus conservat omnia» — «Бог сохраняет все».