Крепость лжецов - Иван Константинов

На ходу Мона поглядывала поверх рожка с мороженным, и этот взгляд смущал. Мелькал розовый язычок, слизывая холодное молоко – а глаза, наполненные ожиданием, не отрывались от Мириам. И было совершенно не понятно, как это Мона до сих пор не споткнулась, или не врезалась в идущих навстречу людей.

Они шли по чему-то вроде широченной аллеи, похоже, пересекающей всю площадь. В другое время Мириам наверняка предпочла бы прогуляться по ней не спеша, разглядывая разбросанные у бордюров лотки и маленькие магазинчики, украшения женщин, идущих навстречу, и громадные кусты с белыми цветами, растущие по краям – но Мона буквально тащила ее за собой.

Все, что оставалось – скрывать непрошенное смущение, и стрелять глазами по сторонам. Мороженное в руке медленно начинало таять, растекаясь внутри стаканчика со сладкими хрустящими стенками. Мириам знала, что оно не такое уж и холодное – ощущения Моны бежали по ее коже, настолько явственно, что к ним хотелось прикоснуться.

– У тебя ссадина на виске. – Наконец проговорила Мона. – Может, приложить холодное?

Мириам посмотрела на ее руку, затянутую в полосатую перчатку до самого локтя, и покачала головой:

– Она давно зажила. К вечеру и следа не будет.

– Наверное. – Мелькнул язычок. – У меня остался шрам, но его пришлось спрятать.

– Почему?

– Это вредно для образа. Я должна быть идеальной, как фарфоровая статуэтка. – В голосе Моны мелькнуло раздражение. – Даже если захочу кричать, и царапаться…

– Зачем?

– Просто так? – Мона еще раз лизнула мороженое. – Или кусаться… ой, прости, я не хотела об этом.

– Куда мы так бежим?

– К сцене. Мари осталась там, я же говорила. С утра мы репетируем без остановки, времени очень мало. Вечером спектакль, и Мари хочет, чтобы все работало как часы. Хотя я бы с удовольствием посмотрела город.

– Он немного пугает.

– О да, он огромен. Я и представляла его таким, как в книгах. Знаешь, раньше ведь города были еще больше.

– Да, я видела.

– Но этот город – грустный. Испуганный. – Мона наклонила голову, рыжий локон закрыл правый глаз. – Каждый дюйм здесь напоминает о страхе – все эти стены, зубья, танки, пушки на самых высоких домах. Тебе так не кажется?

– Наверное, я привыкла к такому.

– Ожидать нападения? Но ведь раньше города были другими – в них можно было приехать свободно, никто не возводил стен, самолеты не охраняли границ. Внутри, во мне, есть книги об этом, я могу тебе показать.

– Правда?

– Если ты захочешь. А пока мы постараемся тебе помочь. Когда Монти сказал про тебя, я решила, что ждать до вечера слишком долго. Мари конечно занята, но показывать она сможет куда лучше, чем я…

– Показывать… что?

Солнце внезапно скрылось, и Мириам не сразу поняла, что они вошли в тень статуи с мечом – громадную, как у облака. Поток людей впереди рассеивался, и аллея внезапно закончилась, оборвавшись у открытого пространства, вогнутого подобно бетонной чаше. Именно над ним поднимался увиденный Мириам издалека купол шатра – огромная конструкция, достающая статуям чуть выше колен, у основания которого кипела стройка. По сравнению с ней павильончики и кафе, теснящиеся к краям площади, казались карликовыми. И она явно привлекала внимание, потому что множество горожан толпились вокруг. Над ними, вплетаясь в дымку города, дрожали цвета удивления и любопытства.

Мона шагала к стройке без тени сомнения.

– Я еще с утра хотела к тебе подойти. – Она с хрустом откусила кусок стаканчика. – Только испугалась. Вокруг тебя было что-то страшное, а потом вы сразу уехали.

– Что? – Напряглась Мириам.

– Твой талант? – Осторожно предположила Мона. – Видела такое вокруг брата, только сильнее. А ты ведь защитила нас – совсем как он, и я хотела поблагодарит. Но оно было там, висело прямо над тобой.

– Я… – Запнулась Мириам, а потом ее прорвало. – Я думала, что умру. Утром, и на дороге, а потом в ванной. Хотела убить себя. И в голове чужие мысли – как черви, путаются, лезут, мешают думать. И от этого очень страшно.

– Так ты раньше не использовала талант против людей?

– Нет, только не так. У меня в голове были они все, и я видела их мысли. А потом еще говорила – голосом мертвого человека. И дралась как он.

– Жуть. – После долгой паузы проговорила Мона. – У нас в Нексусе не было никого похожего. Видимо, поэтому брат и разбудил тебя – из-за таланта такой силы.

– Монти сказал, что теперь мне плохо из-за расплаты. Потому что я потратила слишком много сил.

– Серьезно? – Удивилась Мона. – Это полная ерунда.

– Почему?

Ответные слова Моны потерялись в визге и грохоте – они перелезли через яркую оранжевую ленту, огораживающую стройку, и окунулись в облако пыли и деревянной стружки. Десятки рабочих в одинаковых серых униформах двигались вокруг, передвигая, сколачивая и собирая плоские конструкции из дерева и металла. Мгновенно сориентировавшись в этом хаосе, Мона указала Мириам на узкий проход, по которому, свиваясь опасными кольцами, бежали оранжевые кабели электрических инструментов.

– «Монти не знает, о чем говорит?» – Спросила Мириам еще раз, безмолвно, одновременно стараясь не упасть, и поспеть за Моной, скачущей между разбросанными досками и стальными трубками с ловкостью акробатки. Ответ пришел мгновенно, но был странным, не таким, как у Би. В нем непонятным образом содержалось ощущение прикосновения, и улыбки, невидимой, но теплой – как если бы Мона оказалась рядом, подойдя сзади и положив голову ей на плечо. По телу мгновенно побежали мурашки.

– «Расплата выглядит иначе.» – Пояснила та. – «Энергия таланта берется из крови, мышц, всего твоего тела. Можно потерять сознание, и погибнуть – но это случится быстро. Ты почувствуешь боль в голове, в глазах, в суставах, затем пойдет носом кровь, затем …»

– «Я видела… твой брат, в Хоксе.»

– «Но Монти не знает, что случается, когда прикасаешься к чужому разуму. Нельзя только взять, или отдать. Мысли и чувства людей могут проникнуть в тебя так же, как ты – в них. Чем мощнее талант – тем сильнее они войдут в тебя, и дольше останутся.»

– «Но я даже не собиралась…»

– «Здесь везде трибуны, осторожнее, сейчас мы пройдем под крайним рядом.» – Мона нырнула под длинный лоскут белой материи, обволакивающей что-то большое впереди, и Мириам последовала за ней, низко наклонив голову, чтобы не удариться о низкие рейки. Актриса мгновенно исчезла из виду, но теплое сияние ее цветов, и широкий невидимый шлейф Книги было просто невозможно потерять.

Мороженое таяло и капало с пальцев.

За холстом, под который они пролезли, оказался еще один, потом стальная труба – а затем впереди посветлело, и затянутый материей проход, почему-то напомнивший Мириам длинную юбку горожанки Хокса, вывел их на площадь поменьше. Алый шатер внезапно оказался рядом – трепещущая стена блестящего шелка, уходящая высоко вверх, цепляющаяся за землю узкими ниточками серебристых канатов. Впрочем, не такими и тонкими вблизи – Мона, почти бегущая впереди, перепрыгнула через один из них, толщиной в руку Мириам, крепящийся к полуметровой стальной колодке, вырастающей из бетона. Она спешила к помосту – белому выступу, напоминающему бампер тяжелого кара, поддерживаемому низкими строительными лесами, возле которого возилось множество людей в сером, что-то устанавливая, прикручивая, закрепляя.