Кукловод. Книга 1. Кавказец - Константин Калбазов

– Уж простите, Арина Ивановна, но… Как вы себе это представляете? Что я скажу вашим матушке и батюшке, когда они совершенно справедливо потребуют от меня объяснений?

– Это, если что-то случится.

– Вот, чтобы успеть предотвратить это «что-то», я и стараюсь быть поблизости.

– А по-моему, вы неискренни. Так все же чем вызвано ваше столь странное поведение? Я молода, но не глупа. Я ведь вижу, как вы смотрите на кружащиеся пары.

– От вас ничто не ускользнет, Арина Ивановна. Да, вы правы, я говорю не все. Правда заключается в том, что я просто плохо танцую.

– И это единственная причина?

– Наблюдать за отточенными движениями других и сознавать, что сам двигаешься, словно на костылях, признаюсь, мне бы это было крайне неприятно. Совсем как в той поговорке – «молчи, за умного сойдешь». Не видя моих кривляний в танце, никто не сможет этого высмеять.

– А вы боитесь быть смешным.

– Я боюсь того себя, которым стал.

– Что вы имеете в виду?

– Раньше я просто покраснел бы, проблеял что-то невнятное, но сегодня я не дам спуску обидчику. Чья-то глупая шутка может стоить кому-то жизни.

– Вы боитесь дуэли?

– Не верьте тому, кто утверждает, будто не боится, потому что он либо лгун, либо просто умалишенный. А что до дуэли… Лично я считаю ее необходимой, человек должен иметь возможность защитить свою честь. И коль скоро это явление существует, то его нужно просто узаконить, как это сделали в Европе.

– Я слышала, что дуэли, например, во Франции называют опереточными.

– И тем не менее они случаются не чаще, чем у нас, потому что получить пулю с тридцати шагов столь же опасно, как с семи.

– А может быть, это говорит о недостаточной храбрости европейцев? – с некоторой долей скепсиса поинтересовалась девушка.

– Стреляться в упор – это проявление не доблести, а глупой бравады. Оба боятся до коликов, но ради одного только сохранения лица готовы сделать шаг навстречу смерти. Если подобное делается ради чего-то достойного, к примеру, спасения товарища, – это одно. Но вот так, ради пустой гордыни, – это практически самоубийство. Так что один смертный грех толкает к другому.

– А по-моему, вы просто прячетесь за красивыми словами.

– Чего уж там, называйте вещи своими именами, вы хотите уличить меня в трусости.

– Я этого не говорила, – с некоторой заминкой возразила девушка.

– Но подумали. Запомните, Арина Ивановна, существует огромная разница между страхом и трусостью. И мой страх не делает из меня труса. Но уж простите, доказывать вам я ничего не стану.

В этот момент заиграли вальс, и давешний гвардейский поручик возник перед ними, как чертик из табакерки. Не сказать, что Темлякова это обрадовало. Однако Шейранов предпочел любезно раскланяться с офицером, вновь увлекшим его подопечную в головокружительном танце. При этом у поручика был такой вид, будто он одержал очередную победу.

Ну да, со стороны могло показаться, что он выигрывает один раунд за другим. На деле же все обстояло как раз иначе. Есть такая категория девушек, которая буквально не замечает тех, кто кружит вокруг них, всячески добиваясь внимания. И напротив, сами стараются привлечь внимание того, кто вроде бы находится рядом и в то же время не лезет на глаза, держась в стороне.

Они здесь уже не впервые, дважды выезжали на пикник (просто поразительно, насколько быстро сходится молодежь), но каждый раз Арина держалась рядом с ним. Или же неизменно возвращалась к нему, вынужденная оставить на непродолжительное время. Темлякову казалось, что он безвозвратно теряет девушку, Шейранов понимал, что с каждым днем она все больше к нему привязывается…

– Да нет же, господа, уверяю вас, еще немного, крепость падет, и она сама выпорхнет из платья.

Темляков, вошедший в буфет, чтобы по просьбе Арины раздобыть мороженое, замер за колонной, как только услышал знакомый голос. Ну не мог он не отличить в числе прочих того, кто с таким завидным упорством обхаживал Веснину.

– А тебя, брат, не смущает тот подпоручик, что всюду ее сопровождает? – послышался незнакомый голос.

– Этот кавказец? – презрительно бросил поручик. – Может ли он соперничать с гвардейским офицером?

– Поговаривают, что он прирезал двух псыхадзэ, а это не шутки, – возразил голос незнакомца.

– Наверняка он напал на них со спины, а потом придумал целую батальную сцену, чтобы избежать ответственности, – вновь не удержался от язвительного тона поручик.

– Возможно. Но согласитесь, даже если это и так, требуется весьма решительный характер и умение, чтобы отважиться в одиночку напасть на двоих.

– А по мне, господа, вы обсуждаете недостойные вещи. Будь эта девица фривольного поведения или замечена в чем-либо предосудительном, и я бы вас понял. Но она повинна только в том, что молода и жива. Волынский, неужели у вас достанет совести обесчестить молодую и невинную душу? – послышался другой голос.

– Молодую, да. Но невинную… Коль она невинная и честная девушка, то она ничем не рискует и просто отвергнет мои притязания. Ну а если дела обстоят иначе…

В ответ на эти слова послышался смех трех или четырех человек. Больше подобное терпеть не мог даже Шейранов. Да и стоять до бесконечности за колонной не получится, вот-вот кто-нибудь обнаружит его за столь недостойным занятием. Но если Темляков рвался наказать обидчика и вбить ему зубы в глотку, то Сергей Федорович предпочел сохранить холодный рассудок.

Их было пятеро. Все офицеры гвардии, хотя и из разных полков. Но какое это имеет значение? Соперничество полков осталось там, в столице. Здесь же они каста, цвет русского воинства, а потому просто обязаны держаться вместе.

– Прошу прощения, господа. Господин поручик, будет ли мне позволено похитить вас у ваших друзей буквально на пару минут. Я имею для вас небольшое послание, – обратился Сергей к давешнему кавалеру Арины.

– Разумеется, – бросив на приятелей многозначительный взгляд, дал свое согласие тот.

– Милостивый государь, я хотел бы, чтобы вы выслушали меня самым внимательным образом и ни в коем случае не совершали глупостей, – когда они оказались в уединении, заговорил Сергей. – Я даю вам возможность самому придумать любую причину, которая позволит вам, сохранив лицо, прекратить ухаживания за Ариной Ивановной. Я даже согласен, если это как-то будет задевать меня. Мне плевать. Но если я еще раз увижу вас рядом с ней, то вы умрете.

– Это все? – гордо вскинув подбородок, поинтересовался поручик.

– Нет, не все. Никогда не высказывайтесь по отношению к кавказцам столь пренебрежительно. Для большинства из них ваш гвардейский мундир все равно что красная тряпка для быка. А еще они достаточно долго живут среди диких горцев, чтобы перенять их дурной нрав.

– Вы подслушивали?