Бегство в Египет. Петербургские повести - Александр Васильевич Етоев

силой залаяла на обидчика. Взятка на боевом посту каралась у дяди Коли строго.

Заглянув в смотровую дырку, специально просверленную в воротах, дядя Коля спросил сурово:

– Ну а кто вы такие будете, что без спросу ошиваетесь у чужих ворот, шумите и территорию мусорите? Для вас, выходит, наш приказ не приказ, что собак кормить воспрещается? – И чтобы там, за забором, поняли, что слова его не просто слова, дядя Коля отвернулся от дырки и скомандовал командирским голосом: – Лёшка! Шашечкин! Главным калибром, товсь! Первый выстрел – предупредительный, ниже ног.

– Есть, предупредительный, ниже ног! – отчеканил ученик Лёшка и шарахнул ружьецом по бачку. Голуби на соседней крыше лениво взлетели в воздух, покружились и вернулись на место.

Что-то дяде Коле ответили, только я не расслышал что; Щелчков, пока я прислушивался, тишком соскочил на землю и чем-то там за бортом хрустел – должно быть, дяди-Колиной сушкой. Шкипидаров сидел на корточках и вырезал перочинным ножиком свой автопортрет в профиль.

Тем временем дядя Коля, отделавшись от невоспитанного прохожего, закрыл смотровую дырку и, шаркая, подошёл к нам.

– Ходят тут, черти лысые, – бубнил он себе под нос, – а после колёса пропадают.

Вовка путалась у него в ногах и норовила лизнуть ботинок.

Я прислушался. «Черти лысые» вдруг напомнили о рыболове с Фонтанки. Неизвестно почему, я спросил:

– Дядя Коля, а этот, ну, за воротами, был, случайно, не лысый?

– Лысый? – Дядя Коля задумался. – Нет, не лысый, почему – лысый? Волосатый, вот как она. – Дядя Коля кивнул на Вовку. – Я бы даже сказал – мохнатый. – Он сощурился и коротко хохотнул. – В смысле, руки у него, как во мху. Не во мху, конечно, а в волосах, только больно на мох похоже. И наколочка ещё на руке, что-то там на пальцах наколото. Может, «ВИТЯ», а может, «СЕВА», я не вчитывался, точно не помню. Надпись я заметил случайно, когда он шляпой от воробьёв отмахивался.

Я понял, что это был не наш рыболов с Фонтанки, но на всякий случай спросил про шляпу:

– А шляпа у него, дядя Коля, какого была цвета, не помните?

– Как какого? Обыкновенного. Зелёного, как у всех. Какие ещё бывают шляпы!

Вовка завиляла хвостом и, должно быть о чём-то вспомнив, опрометью побежала к воротам. Схватила это что-то зубами и быстро воротилась назад. К казённому дяди-Колиному полуботинку лёг тот самый недососанный леденец. Дядя Коля дал собаке отмашку, и та помчалась с конфетой к будке, где она обычно обедала.

– Дядя Коля, – спросил Щелчков, – люк, который здесь, под машиной, ведёт, наверное, в какой-нибудь подземный туннель, раз вы в баню по нему ходите?

– Люк, ребята, это дело давнишнее, – отвечал задумчиво дядя Коля. – До войны здесь был жилой дом, на месте, где сейчас автобаза. Во дворе этого дома, как во многих довоенных домах, был построен колодец бомбоубежища. Ну, вы знаете, сверху башенка, внутри скобы вместо ступенек, чтоб удобней было спускаться. Там и склады под землёй были, свет, водопровод, всё такое. Много там чего тогда было, а по правде, – сощурился дядя Коля, – много есть чего и теперь…

– То есть как это? – не понял Щелчков. – То есть склады, свет и водопровод?

– Вообще-то, это большая тайна – то, что я сейчас говорю, но я знаю, вы ребята надёжные, поэтому к вам такое моё доверие. – Дядя Коля посмотрел на меня, на Щелчкова, на притихшего Шкипидарова, словно проверяя по лицам, не ошибся ли он в оценке. – Забыл, на чём я остановился?

– На водопроводе, – сказал Щелчков.

– Ага, на водопроводе… Так вот, во время ленинградской блокады сбросил сюда фашист бомбу. Дом, понятно, в развалинах, но население большей частью не пострадало. Потому что по сигналу тревоги жильцы укрылись в бомбоубежище. Когда дали отбой, люди вышли, а дома нет. Такая вот грустная история. За блокаду таких историй… – Дядя Коля опустил голову, помолчал, а затем продолжил: – Но война, слава богу, кончилась, люди, что жильё потеряли, разъехались по другим домам, завалы разобрали, расчистили, башенку сровняли с землёй, и стал здесь самый обыкновенный люк, с виду как бы канализация. Но, – в прищуренных глазах дяди Коли заиграла озорная хитринка, – это только двоечники так думают, что под крышкой одни ржавые трубы. Там чего только нет, под крышкой. Считай, целый подземный город.

– Что, и люди там тоже есть? – шёпотом спросил Шкипидаров.

– Люди? Да кто ж их знает… Я вот, шёл когда из бани подземным ходом, вроде слышал какие-то голоса. Может, люди, а может, нет.

У Щелчкова даже челюсть отвисла.

– Покойники? – облизнулся он.

– Ну, ты скажешь… – хохотнул дядя Коля. – Наслушался всяких сказок, теперь покойников ему подавай. Нету там никаких покойников. Там и живых-то нету.

– А чьи тогда вы слышали голоса?

– Почём я знаю? Может, водопроводчики чинили трубу, а может, где-нибудь вода с потолка капала.

Дядя Коля посмотрел на часы:

– Всё, ребята, на сегодня отбой. Время позднее, и уроки, небось, не деланы. Лёшка, хватит с ружьём играть, а тем более в голубей целиться. Пульнёт сдуру, и поминай как звали. И не важно, что оно нестреляющее. Бывали в моей жизни такие случаи.

Глава восьмая Огуречный король: Явление второе и не последнее

Зачем нас вновь понесло на рынок, догадаться было нетрудно. Таким упёртым коллекционерам, как мы, только покажи какую-нибудь редкую этикетку, они, то есть мы, я и Щелчков, последние штаны с себя снимут, лишь бы завладеть раритетом. Тем более если на тебя из ракеты смотрит чьё-то улыбающееся лицо и мигают звёзды на этикетке.

Новый поход на рынок был назначен на воскресенье. Шкипидарова брать не стали, он уже и так засветился со своим поросячьим рылом.

Народу на рынке было – не протолкнуться, по случаю выходного дня.

Мы сразу двинули к кирпичной стене, где встретили в тот раз старичка. Но его у стены не было. У выхода, что вёл на Фонтанку, наяривала чья-то гармонь и низкий осипший голос гнусавил про утомлённое солнце. Редким полукругом перед играющим стояли несколько человек зевак, некоторые невпопад подпевали. На одном из тех, кто стоял и слушал, была старая