Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном - Диана Сеттерфилд

Уильяму не нравился вид этих листков в руках Розы. Черные чернила на белом фоне. Мертвец, говорящий устами его жены. Однако он не смог подобрать слова, чтобы ей это высказать.

Она опустила руку с письмом и всхлипнула:

– Ох, Уильям! Подумать только! А ведь он был не старше тебя!

«Он был старше меня на три недели», – подумал Уильям.

И, оставив Розу плакать над письмами, вернулся к своим счетам.

Спустя неделю пришло еще одно письмо. На сей раз написанное по-английски, оно являло собой странную смесь из формально-юридических фраз и цветистых пассажей, которые приходилось перечитывать дважды, чтобы уловить смысл. Но главное было понятно.

Для человека состоятельного и праздного Чарльз вел не такую уж экстравагантную жизнь. Он любил хорошие вина и сигары, но не слишком увлекался тем и другим; он любил живопись и красивую мебель, но арендуемый им небольшой дом отнюдь не был переполнен антиквариатом. Прочие расходы его были весьма умеренны.

Свою мебель Чарльз завещал поименованному в письме «другу-живописцу». Дар был щедрый, но не настолько, чтобы вызвать пересуды.

Его деньги, фабрика и особняк отошли к Уильяму.

Доре по завещанию достались картины.

Какая-то часть сознания Уильяма вела отсчет. Безостановочно, помимо его воли. Он был всего тремя неделями моложе Чарльза. Двадцать один день. О смерти Чарльза они узнали с шестидневной задержкой. Значит, оставалось пятнадцать дней. Уильям старался максимально загрузить себя работой, чтобы отвлечься от этого неумолимого отсчета, но все было напрасно.

Дни проходили один за другим, и вот настал тот самый день. «Сегодня я достиг возраста, в котором умер мой кузен». Был выходной, так что он не мог искать спасения в фабричном шуме и суете. Тревога усугублялась возникшим в груди ощущением: там время от времени словно что-то подпрыгивало и затем проваливалось в пустоту.

– Роза!

Дети прервали игру в мяч. Пол повернулся к Доре: как самая старшая, она должна показать, стоит ли им беспокоиться по этому поводу.

Зов повторился, переходя в истошный вопль:

– РОЗА!

Дора выпустила из рук мяч.

– Приглядите за Люси, – сказала она братьям.

Пол и Фил заняли позиции бдительных стражей слева и справа от коляски, в которой спала их маленькая сестра, а Дора помчалась через лужайку к дому.

Отца она отыскала, идя на звук: он сидел на полу в своем кабинете и подвывал, как от боли, временами сбиваясь на хрип. Лицо его приобрело восковой оттенок, тело лихорадочно подергивалось.

– Мама еще не вернулась, – сказала Дора, глядя на него растерянно. – И миссис Лейн куда-то ушла.

– Дымоход! – произнес он дрогнувшим голосом.

Она взглянула на камин с давно потухшими углями – в последний раз его топили накануне вечером.

– Слушай!

Дора прислушалась. А слух у нее был острый. Тиканье часов в холле. Шум реки в отдалении. Скрип половицы, когда она наклонилась. Легкий шорох ее волос, когда она повернула голову. Судорожные вдохи и выдохи отца.

– Ничего необычного, – сказала она, и одновременно раздался крик Уильяма:

– Ну вот, опять!

И она действительно что-то услышала. Звук совпал по времени с ее последними словами и был ими перекрыт, но все же она его уловила – очень-очень тихий, почти что никакой.

Она подошла к камину и, пригнувшись, наставила ухо.

Отец по-прежнему быстро и шумно дышал, охваченный паникой. Она приложила палец к губам, и он притих, глядя на дочь широко раскрытыми глазами.

Звук повторился, на сей раз сопровождаемый слабым движением в каминной трубе, по которой вниз плавно стекла струйка сажи. Отец вздрогнул всем телом.

– Это птица застряла в дымоходе, – сказала Дора.

Уильям непонимающе уставился на дочь.

– Просто птица, только и всего.

Она помогла отцу подняться с пола, отвела его в гостиную и усадила в большое кресло, подставив под ноги скамеечку. Затем принесла одеяло и укрыла его, старательно подоткнув края, потрогала лоб – не горячий ли? – и пригладила волосы.

– Ну вот, – сказала она, – теперь все хорошо.

Вернувшись в кабинет, она закрыла дверь и подняла оконные рамы как можно выше, для чего пришлось забираться на стул. Теперь оставалось только ждать. Чтобы как-то развлечься, она принялась щелкать костяшками счетов и дополнила список задач в отцовском блокноте еще одним пунктом: «Выдать Доре пенни».

Поток сажи шумно обрушился в камин, и нечто черное вырвалось из его зева в комнату. Истерическое биение крыльев, удары – шмяк! шмяк! шмяк! – в стену, в потолок, в верхнюю часть оконной рамы. Затем воздушная волна задела ее щеку, обезумевшая птица пронеслась мимо и, угодив в раскрытое окно, исчезла.

Клубы тонкой угольной пыли медленно дрейфовали по комнате. Сажа была у Доры на языке, от сажи першило в горле.

А это что? Как печально! И как красиво! Птица оставила о себе память в виде смазанных оттисков оперения на стене и на потолке. И еще один, призрачно-серый, на оконном стекле.

Она взобралась на стул, чтобы дотянуться до края рамы и закрыть окно. Прямо перед ее лицом оказалось то самое пятно сажи, и Дора помедлила, его разглядывая. Местами оттиск вышел на редкость четким, включая мелкие детали перьев: стержни, бородки, опахала. А вот здесь идеально отпечатался самый кончик пера. Папа не должен это видеть, решила она.

Отметины на потолке и стене находились слишком высоко, и Дора не могла до них добраться, а оконный отпечаток она стерла рукавом, на котором осталось черное пятно.

Бедная птица.

Не надеясь ее увидеть, Дора на секунду подняла взгляд к небу. Там ничего не было.

Она задержала взгляд еще на секунду.

Спустя несколько недель Дора и ее мама занимались разбором прибывшей посылки с картинами. С ними была и Дорина подруга Мэри, дочка миссис Лейн, помогавшая носить картины по комнатам, когда они выбирали для каждой из них подходящее место. Некоторые картины девочкам нравились, другие оставляли их равнодушными. Они вынули из ящика очередное произведение, завернутое в кусок мешковины, и быстро его распаковали.

– Ох! – воскликнула Дора, увидев на переднем плане черного, с блестящим отливом грача.

– Тебе это в самом деле нравится? – спросила Роза, озадаченная столь бурной реакцией дочери.

– Грач смотрит прямо на меня! – Дора развеселилась. – Разве вы не замечаете? Смотрит и словно смеется.

Она повернула картину к маме и Мэри, чтобы те могли ее получше рассмотреть. Роза с улыбкой склонила голову набок, бессознательно подражая нарисованной птице.