Средство против шарлатана - Кэролайн Роу

— В этом письме есть одна утешительная вещь. И я полагаю, ты ее тоже заметил.

— Можно предположить, что кроме трех юношей под руководством автора письма других искателей истины не было.

— И конечно, он отбирал у них последние гроши, полученные от семьи, — добавил Беренгер. — Я спрошу Франциска, что ему удалось узнать от семинаристов.

— Я привел Бертрана, Ваше Преосвященство, — сказал Франциск Монтерран, исполнявший обязанности приходского священника, пока Беренгер объезжал свои обширные угодья, и его самый надежный помощник. — Он нам кое-что расскажет о происходящем в семинарии. У меня нет желания пробуждать сомнения и размышления среди студентов, расспрашивая всех сразу.

— Мудрое решение, как всегда, Франциск. А теперь, кузен Бертран, что тебе удалось узнать за две недели внимательных наблюдений?

— Многое, мой господин, но не представляющее большой важности. Как вы и подозревали, основной причиной недовольства является замена любимого многими отца Микеля на отца Гарсию, которому надлежало бы быть ангелом, явившимся с небес, чтобы достигнуть уровня своего предшественника. Новые студенты, не знавшие отца Микеля, восхищаются отцом Гарсией. Остальные жалобы касаются ужасной еды, непродуманных часов для отдыха и чрезмерного количества времени, которое по вашему требованию студенты должны проводить за занятиями. Я бы не стал обращать на это внимания, — заметил Бертран с умудренностью двадцатилетнего человека, которому приходится выслушивать жалобы пятнадцатилетних. — Что бы ни делалось, они все равно будут жаловаться.

— Прежде ты упоминал о какой-то внутренней группе, кружке заговорщиков, так сказать.

— Верно, и он существует. Шесть юношей, хотя один стал сомневаться в правоте их дела. Однако религия их не интересует…

— Этого можешь мне не говорить, — перебил епископ.

— Мы имеем дело с политическим кружком юношей, чьи семьи перешли на сторону самозванца во время восстания, но не открыто, чтобы пострадать в результату такого шага, и за которыми стоит наблюдать, чтобы пресечь возможность неповиновения. — Сейчас в Бертране заговорил молодой солдат, а не будущий священник.

— Наступила эпоха мятежа, — сказал епископ. — Пятнадцать лет. Но этот кружок следует разогнать, а за юношами следить, чтобы они не упорствовали в своих заблуждениях. Однако мы не подобрались ближе к Лоренсу Мане.

— Лоренс Мане? Мне не сказали, что за ним необходимо понаблюдать, — холодно ответил Бертран, — иначе я бы провел с ним много времени. — Он был явно раздосадован тем, что его доклад не достиг цели.

— Ты не мог этого знать, Бертран. Только сегодня утром мы поняли, какую важную роль играет этот юноша в сложившейся ситуации.

Бертран задумался и затем заговорил снова, на этот раз медленнее.

— Полагаю, у Лоренса было мало друзей, нет, мало знакомых среди студентов, а друзей вообще не было. Он не был похож на других юношей, семинаристов и обычных, которые отпускают грубые шутки насчет женщин и находят удовольствие в том, чтобы напиваться до бесчувствия.

— Ты меня удивляешь, — язвительно заметил Беренгер.

Бертран отвесил легкий поклон, признавая, что поступает дерзко, пытаясь поучать епископа относительно поведения юношей.

— Как вам хорошо известно, мой господин, — пробормотал он, извиняясь, и вернулся к своему предмету. — Кстати, кажется, я встречал единственных друзей Лоренса. На днях я пил с ними вино. Два серьезных юноши, не студенты-семинарии, сидели с ним у Родриге, говорили о литературе, философии и сущности красоты.

— И их звали Аарон и Марк?

— Верно, мой господин. Я пробыл там недолго, но вы можете поинтересоваться у них, о чем еще шла речь.

— Вряд ли, кузен. Они оба мертвы.

— Оба? — изумленно повторил Бертран.

— Да, — ответил Беренгер. — И Лоренс Мане тоже. Сегодня утром. Теперь уже ничего не спросишь у этих троих.

— Мертвы? И все трое! В это почти невозможно поверить, — воскликнул Бертран. — Прошу прощения, Ваше Преосвященство. Эта новость поразила меня. Они были милыми юношами, — добавил он и помолчал. — Впервые я заметил их вместе шесть недель назад на лугу, они с жадным вниманием слушали проповедника, который уверял, что ему известны мудрость и тайны магов. Признаюсь, мне стало любопытно, и я последовал за ними, когда они отправились к мастеру…

— Его имя?

— Он называет себя Гиллем де Монпелье. Юноши поинтересовались, дает ли он частные уроки. Кажется, он был готов согласиться и назвал цену. Позже у Родриге юноши пришли к выводу, что господин Гиллем запросил больше, чем они могли бы достать. Тогда у меня были другие дела, и я их оставил.

— Значит, маловероятно, что они стали учениками господина Гиллема, — заметил Франциск. — И потому вряд ли он автор этого письма.

— Если только они не уговорили его учить их за гроши, — вставил епископ.

— Из того, что мне удалось узнать, — продолжал Бертран, — количество их карманных денег было далеко от запросов этого Гиллема. Им едва хватало на кружку самого дрянного вина Родриге.

— Но это значит, что они искали учителя, — заметил Исаак. — Если не этот господин Гиллем, то другой шарлатан. И на какое-то время у них появился дополнительный источник доходов.

— Каких доходов? — спросил епископ.

— Боюсь, что Аарон запустил руку в сундук своего отца, чтобы платить за вино и, возможно, за уроки господина Гиллема. Но Аарон умер. Что они делали дальше?

— И чему их учил этот господин Гиллем? — добавил епископ. — Я пошлю представителя закона допросить Гиллема де Монпелье.

Утренний туман, поднявшийся с реки, все еще висел над городом, когда Исаак встал с кровати. Шелест одежды у двери вынудил его повернуться.

— Я так рада, что ты проснулся. Тебе надо поторопиться, Исаак. — Он услышал знакомый голос Юдифи. — Утренний воздух прохладен. Я приготовлю тебе чашку чего-нибудь горячего и поесть, после чего тебе надо идти в пекарню, муж.

— К чему так спешить за хлебом, дорогая?

— Ты знаешь, что дело не в хлебе. Зачем бы я стала просить тебя об этом? Эсфирь больна и умоляет тебя прийти к ней.

— Чем она больна, Юдифь?

— Мальчик передал мне, что у нее кашель, лихорадка, а желудок не принимает никакой еды. Лично я думаю, что она тоскует по Аарону. И ей больше нужны сочувствие и подходящая пища, нежели врачи. Моссе ничем не может помочь скорбящей женщине. — Юдифь собралась уходить, чтобы в тишине прочитать утренние молитвы. — Я иду с тобой, муж. Наоми подогревает крепкий бульон и готовит горячее вино с приправами и взбитым яйцом. Мне надо уже давно было отнести все это Эсфири. Я слишком нерадиво исполняла свой долг соседки и друга.

— И захватим лекарства от ее болезни, — мягко закончил Исаак. — Между нами говоря, не думаю, что ей станет хуже, чем сейчас.