Холокост. Новая история - Лоуренс Рис

30 июня Рем был арестован на курорте Бад-Висзее и переправлен в Мюнхен, в тюрьму Штадельхайм. На следующий день к нему в камеру пришли два офицера СС. Для исполнения этой исторической миссии выбрали Теодора Эйке и его адъютанта Михеля Липперта. В ситуации, напоминающей изощренное издевательство, принятое в Дахау, когда отдельным заключенным предлагали совершить самоубийство, они дали Рему пистолет с единственным патроном и посоветовали застрелиться. Он отказался, и тогда выстрелили Эйке и Липперт.

В тот же день Эйке вернулся в Дахау, и вечером эсэсовцы устроили в лагере праздник78. Есть свидетельство, что позже Теодор Эйке говорил: «Горжусь, что застрелил этого борова-пидораса [гомосексуалиста Рема] собственноручно»79.

В деле Рема все эсэсовцы, и в первую очередь их командир Генрих Гиммлер, доказали Гитлеру свою преданность. Фюрер хотел, чтобы Рем исчез, — и Гиммлер без колебаний сделал все, чтобы это произошло. У войск СС уже имелся свой девиз — «Наша честь называется верность», он был выбит на пряжках ремней солдат и офицеров войск СС, а также на клинках их кинжалов, и Гиммлер в тот день его подтвердил, что и стало первым проявлением одной важной истины Третьего рейха. Когда требовалось беспрекословно и гарантированно выполнить жестокую задачу, Гитлер обращал свой взор на войска СС.

Гиммлер и его подопечные, безусловно, извлекли пользу из участия в «ночи длинных ножей». Уже 20 июля 1934 года статус СС стал равен статусу СА. Раньше непосредственным начальником Гиммлера был Рем, а теперь стал сам Гитлер. Эйке получил назначение на пост инспектора концентрационных лагерей и командира охранных подразделений СС и распространил свое организационное рвение на всю сеть учреждений превентивного заключения.

Гиммлер и его люди оказались в центре всего аппарата безопасности нацистского государства. Что же касается Гитлера, его власти над Германией предстояло укрепиться еще больше.

2 августа 1934 года скончался президент Гинденбург, и Адольф Гитлер стал не только рейхсканцлером, но и главой государства. 18 месяцев он был канцлером во главе кабинета министров, в котором имелось немало политиков, способных, как полагали, его сдерживать, но теперь даже разговоры о «приручении» Гитлера закончились. Он стал безоговорочным правителем Германии.

Вскоре лично Гитлеру присягнули на верность личный состав вооруженных сил и государственные служащие. В армии многие, подобно молодому офицеру графу Иоганну Адольфу фон Кильмансеггу, были довольны, что Адольф Гитлер разгромил штурмовиков и занялся реорганизацией рейхсвера. Кильмансегг и его товарищи не видели ничего странного в том, что им предложили принести присягу на верность Гитлеру. «В прусско-германской истории немало таких случаев, — говорит он. — На самом деле нас это устраивало больше, чем клясться какому-то куску бумаги. Раньше мы давали клятву на Веймарской конституции, которую никто ни разу не прочитал»1.

Усиливать роль концентрационных лагерей в государстве непосредственно после того, как он сосредоточил всю власть в своих руках, Гитлер не стал. Напротив, он предпочел показать, что первый этап революционных преобразований, во время которого, так сказать, сводились счеты, уже завершен. Весной 1934 года фюрер распорядился выпустить несколько тысяч заключенных. Этот акт «доброй воли» Гиммлер позже в частной беседе назовет одной из глубочайших политических ошибок, которые только могло совершить национал-социалистическое государство2. К лету 1935-го в системе концлагерей оставалось меньше 4000 человек — при том, что в обычных тюрьмах находилось в 25 раз больше.

Что касается немецких евреев, политика ограничения их прав сохранялась, и это, разумеется, стало для них поводом желать эмиграции. Но уехать из страны евреям оказалось непросто. Как мы уже знаем, решившие покинуть Германию должны были преодолеть два серьезных препятствия. Первым было намерение нацистов отобрать у них перед отъездом все деньги, а вторым — найти государство, которое бы согласилось их принять. Одним решением выхода из этого тупика стало соглашение Хаавара, подписанное 25 августа 1933 года, через семь месяцев после прихода Гитлера к власти, Сионистской Федерацией Германии, Англо-Палестинским банком (APC) и министерством экономики рейха. Идея заключалась в том, чтобы евреи покупали немецкое оборудование, преимущественно сельскохозяйственного назначения, которое затем надлежало экспортировать в Палестину. После этого они могли покинуть Германию — практически без гроша в кармане, а по прибытии в Палестину им должны были возместить стоимость этого оборудования, приобретаемого палестинскими компаниями. Немецкая сторона выигрывала от этого не только потому, что получала возможность продавать оборудование за границу, но и потому, что в таком случае имела твердую валюту на приобретение всего необходимого для собственной промышленности. Разумеется, немецкие евреи, уезжавшие в Палестину, в конечном счете тоже не оставались совсем уж ни с чем, потому что часть накоплений им компенсировали.

Реализовывалась данная схема на фоне вполне реальной угрозы организованного евреями мирового бойкота германских товаров. В июне 1933 года немецкий консул в Иерусалиме Генрих Вольф обратил внимание Берлина на то, как важна пропаганда сотрудничества с еврейскими организациями — только это может способствовать принятию соглашения Хаавара. Кроме того, Вольф сказал, что Сэм Коэн, один из инициаторов этой сделки, использует все свое влияние, чтобы через еврейскую газету Doar Hayom представлять Германию в позитивном свете3.

Безусловно, соглашение Хаавара было противоречивым. Президент Американского еврейского конгресса Стивен Вайз сделку осудил, так как считал, что соглашение подрывает перспективы международного бойкота немецких товаров и потворствует нацистскому режиму4. Тем не менее польза этого соглашения для немецких евреев была столь очевидна, что оно действовало до 1939 года, то есть до начала войны. Воспользоваться данной схемой и эмигрировать в Палестину смогли десятки тысяч немецких евреев. Конечно, историческое значение соглашения Хаавара велико не только потому, что евреи, которые смогли им воспользоваться, остались живы и сохранили часть своих сбережений. Оно показало, что на каком-то этапе нацистские власти и еврейские организации были способны к сотрудничеству, хотя на самом деле именно это в свое время приводило в ярость многих американских сионистов.

Да, соглашение Хаавара совершенно однозначно отрицает, что Гитлер был своего рода сионистом и благоволил созданию еврейского государства в Палестине. По этому поводу он четко обозначил свою позицию в книге «Моя борьба»: «Им [евреям] даже в голову не приходит создать в Палестине еврейское государство, чтобы жить там; все, чего они хотят, — создания центральной международной организации для надувательства всего мира, наделенной суверенными правами и избавленной от интервенции других государств: рая для отъявленных негодяев и университета для перспективных мошенников»5. Таким образом, выгодный механизм быстрого избавления страны от евреев (типа соглашения Хаавара) был для Гитлера приемлем, но государство, контролируемое евреями, воспринималось им как невероятная угроза. Он и мысли не допускал, чтобы евреи могли сами определять свою судьбу.