Отпущение грехов - Михаил Серегин

– Как думаешь, баба у него есть?

– У Брыкалова? Не знаю, – покачал головой священник. – Я не видел. Погоди-ка! Кажется, кто-то говорил, что они в разводе.

– Это хорошо, – вздохнул Исмаил. – А дети?

– Да вроде как и про детей никто не слышал.

– И это хорошо, – потянулся Исмаил. – Не так жалко будет правду из него выколачивать. Ты чего стоишь? Ложись.

Священник еще раз осмотрелся и прилег на вторую половину кровати.

– А у тебя самого семья есть? – поинтересовался он.

– А еще коллега называется, – хмыкнул мулла. – Я вон даже знаю, как твою жену зовут.

– Извини, – пожал плечами отец Василий. – Ты всегда такой неприступный. На активе садишься от меня далеко, и притом – словно лом проглотил, не подступись.

– Ты себя не видел, – тихо засмеялся мулла. – Ва-ажный… брюхо вперед выставишь…

– Где это ты видел у меня брюхо?! – аж подскочил от возмущения священник. – Это, что ли, брюхо?! Ты еще архиерея нашего не видел – вот это брюхо!

– Ладно, не кипятись! – засмеялся мулла. – Брюхо – не грех, быть рабом своего брюха – вот грех.

Он дотянулся до полированной, желтого дерева тумбочки, на которой лежали журналы.

– Да тут у него одна порнуха!

Отец Василий скосил глаз. Исмаил держал перед собой дорогой глянцевый журнал, картинки на обложке которого были и впрямь вызывающими!

– Вот он, ваш христианский мир! – с презрением обронил мулла и сунул журналы обратно в тумбочку. – Только о телесном думаете. Про бога лишь в церкви и вспоминаете!

– Я эти журналы не печатал, – обиделся отец Василий. – А вот ты…

– Что я? – откликнулся мулла. – Ну? Что молчишь?

– А ты сегодня не мылся! – торжествующе закончил отец Василий.

Исмаил вспыхнул, вскочил на кровати и вдруг что-то вспомнил и расслабленно рухнул на кровать.

– Правильно. Ты ведь ванную за собой не помыл. Что, съел?!

Священник крякнул с досадой и пошел в ванную – мыть. Так и так следы своего присутствия по всей квартире оставлять было незачем.

* * *

Время шло, и настал момент, когда Исмаил, устав чесаться, встал и под презрительное хмыканье отца Василия отправился-таки в ванную – мыться. А потом поп и мулла лежали в одних трусах на огромной, роскошной подполковничьей кровати и понимали, что это и есть счастье – просто лежать чистыми, сытыми, без штанов и бушлатов на хорошем чистом белье.

Они пролежали так до самого вечера. Брыкалова не было. Они еще раз поели. Но подполковник так и не появился. Они осмотрели всю квартиру и перерыли всю небогатую командирскую библиотеку. Но Брыкалов как сквозь землю провалился. И только когда солнце начало садиться, в двери повернулся ключ.

Они мигом слетели с кровати и заметались по спальне, хватая и комкая в руках свою брошенную на полу одежду.

– Вася? – ласково пропел нежный женский голос.

Они оторопело переглянулись.

– Вася, ты дома?

Слышно было, как женщина застучала каблучками по квартире.

Отец Василий схватился за голову и метнулся к шкафу. Женщина – это тебе не Василий Петрович Брыкалов с господами офицерами, женщина и в спальню может заглянуть! «Может быть, это та, которая убирает? Нет, вряд ли…» Не похожи были этот весьма требовательный голосок и эта хозяйская походка на голос и походку обычной горничной. Не похожи, и все тут!

– А убирать за собой кто будет? – прошипел мулла, и священник оглянулся.

Исмаил судорожно поправлял постель.

Отец Василий быстро поправил свою сторону и тут же, подхватив с пола бушлат, брюки и свитер, повернулся к шкафу и, отодвинув в сторону парадный мундир и гражданский костюм, нырнул в уже приоткрытую дверцу. Места было достаточно. Мулла втиснулся в шкаф вслед за ним.

– Так, – ясно произнесла женщина, – Вася, как всегда, опаздывает, – и вздохнула.

Священник, возмущенно пыхтя, отодвинулся к стенке, локоть муллы упирался ему под ребра.

Женщина мелодично пропела что-то из этой, современной, музычки и, стуча каблучками, прошла к ним, в спальню, и щелкнула выключателем. Сквозь щелки в дверцах шкафа пробились тоненькие полоски желтого света.

Священник затаил дыхание. «Хоть бы в шкаф не полезла!

Послышался шорох. Очень знакомый. «Платье снимает!»

– А я люблю ва-енных, красивых, зда-ара-венных! – мелодично пропела женщина и щелкнула какой-то застежкой. – Ла… ла-ла… ла-ла… – как-то задумчиво промурлыкала женщина и сбросила туфельки.

Священник осторожно потер лицо ладонями.

Послышался специфический нежный шорох снимаемых колготок.

Мулла вздохнул.

– Еще люблю кру-тых… – женщина присела на кровать. – И всяких де-ла-вых.

«Что она здесь, спать собралась?» – с ужасом подумал священник.

– На-на-ни-и! – самодовольно пропела женщина. Ей было хорошо.

Она встала и, было слышно, надела тапочки, что стояли у кровати, и легкой походкой вышла из спальни.

– Что делать будем? – шумно выдохнул мулла, и священник понял, что и он до этого момента изо всех сил сдерживал дыхание.

– Не знаю.

Женщина открыла дверь ванной, и через секунду зашумел душ.

– Пойду посмотрю, – сглотнул священник.

– Чего ты посмотришь?! – яростно прошипел мулла. – Баб, что ли, голых не видел?!

– Дурак! – обиделся священник. – При чем здесь бабы? Надо же понять, чего она здесь делать собирается.

– А то ты не знаешь? – ехидно подначил его мулла. – Маленький, что ли, совсем? То самое и собирается…

– С кем? – задал дурацкий вопрос отец Василий и тут же понял: конечно же, с Брыкаловым! Она ведь к нему пришла!

«Если их будет двое, – подумал он, – все станет ровно вдвое сложней. Если не втрое». У него уже был такой опыт – там, в далеком омоновском прошлом…

Их послали брать некрупного, но весьма опасного авторитета. И поначалу все шло по плану. Парни взяли под контроль окна квартиры, в считанные секунды выбили дверь и, пробежав по комнатам, обнаружили искомое в спальне. В постели. С дамами. Двумя сразу.

Что-то скомандовал капитан, кто-то для острастки саданул дубинкой по огромному, в человеческий рост, зеркалу, и авторитет все понял верно и, сложив руки на поросшей седым волосом груди, продемонстрировал полное равнодушие к своей дальнейшей судьбе. А вот дамы…

Эти мегеры с визгом выскочили из кровати и в чем мать родила кинулись на капитана.

Пока их оттащили, они уже успели сорвать с офицера маску, выдрали порядочный клок волос и буквально исполосовали недавно женившемуся мужику все лицо своими острыми, словно заточенными ногтями.