Вальс на прощание - Милан Кундера

Якуб вмиг узнал медсестру, которая вчера хотела бросить Бобеша старикам на расправу. Не спуская с нее глаз, он пытался понять, о чем она беседует с мужчиной. Не разбирая ни единого слова, он лишь чувствовал напряженность их разговора.

Вскоре стало заметно, что мужчину придавила какая-то новость. Прошла минута, другая, пока он снова обрел способность говорить. По его выражению можно было понять, что он в чем-то убеждает девушку и о чем-то просит. Но девушка чопорно молчала.

Якубу показалось, что на карту поставлена чья-то жизнь. В этой светловолосой девушке он все время видел образ той, которая готова придержать для палача жертву, и ни на миг не сомневался, что мужчина на стороне жизни, а она на стороне смерти. Мужчина хочет сохранить чью-то жизнь, просит о помощи, а блондинка отказывает, и кто-то должен из-за нее умереть.

А потом он увидел, что мужчина перестал настаивать, что он улыбается и даже гладит девушку по лицу. Может, договорились? Вовсе нет. Лицо под желтыми волосами было непримиримо устремлено в свои дали, минуя взгляд мужчины.

Якуб не в состоянии был отвести взор от этой девушки, которую со вчерашнего дня воспринимал лишь как пособницу палачей. Ее лицо было красивым и пустым. Достаточно красивым, чтобы привлечь мужчину, но и достаточно пустым, чтобы в нем затерялись все его слезные просьбы. Лицо было еще и гордым, и Якубу подумалось, что оно гордится не своей красотой, а именно своей пустотой.

Якубу казалось, что в этом лице встретились тысячи других лиц, которые он хорошо знал. Ему казалось, что вся его жизнь была не чем иным, как непрестанным диалогом с этим лицом. Когда он пытался что-то объяснить ему, оно обиженно отворачивалось, на его доводы отвечало разговором о чем-то другом, когда он улыбался ему, оно упрекало его в легкомыслии, когда о чем-то просил, обвиняло его в высокомерии, — лицо, которое ничего не понимало и решало все, лицо пустое, как бесплодная степь, и гордое своей пустотой.

У Якуба мелькнула мысль, что сегодня в последний раз он смотрит на это лицо, чтобы уже завтра навсегда покинуть пределы его царства.

Ружена тоже заметила Якуба и узнала его. Она чувствовала на себе его пристальный взгляд, это нервировало ее. Ей казалось, что она в окружении двух тайно объединившихся мужчин, в окружении двух взглядов, нацеленных на нее, точно два дула.

Клима повторял свои доводы, а она не знала, что отвечать. Она ведь постаралась уверить себя, что там, где речь идет о будущем ребенке, рассудку нет места, и право голоса принадлежит лишь чувствам. Она молча отвернула лицо от взглядов обоих мужчин и уставилась в окно. Определенная сосредоточенность при этом рождала в ней оскорбленное чувство непонятой возлюбленной и матери, и оно всходило в ее душе, будто тесто для кнедликов. Не умея выразить его словами, она дала ему излиться из глаз, устремленных в какую-то одну точку парка напротив.

Но именно там, куда Ружена тупо смотрела, она вдруг разглядела знакомую фигуру и испугалась. Сейчас она уже не слышала, что говорит ей Клима. Это был уже третий взгляд, чье дуло было направлено на нее, и он был самым опасным. Ведь Ружена поначалу была не совсем уверена, кто стал причиной ее будущего материнства. В расчет принимался скорее тот, кто сейчас тайно следил за ней, неудачно спрятавшись за деревом в парке. Конечно, эти сомнения были только поначалу, позднее она все больше склонялась к тому, что трубач виноват в ее беременности, пока наконец твердо не решила, что это он и никто другой. Постараемся понять: она вовсе не хотела ложно приписывать ему свою беременность. Своим решением она избрала не ложь, а правду. Она решила, что так было на самом деле.

Впрочем, материнство — вещь настолько священная, что ей казалось невозможным, чтобы причиной его был тот, кого она едва ли не презирала. И вовсе не логические соображения, а какое-то сверхрассудочное озарение убеждало ее, что зачать она могла лишь от того, кто ей нравился, кто вызывал в ней интерес, кем она восхищалась. А когда она услыхала в телефонную трубку, что тот, кого она избрала в отцы своего ребенка, потрясен, испуган и противится своему отцовскому предназначению, все было окончательно решено, ибо в ту минуту она уже не только уверилась в своей правде, но была готова броситься за нее в огонь и в воду.

Помолчав, Клима погладил Ружену по лицу. Очнувшись от своих мыслей, она увидела его улыбку. Хорошо бы, сказал он, опять поехать им на машине за город, ибо этот столик в кабачке разделяет их, точно холодная стена.

Она испугалась. Франтишек все еще стоял за деревом в парке и смотрел в окно винного погребка. Что, если он снова налетит на них, как только они выйдут на улицу? Что, если снова устроит скандал, как в среду?

— Получите за два коньяка, — сказал Клима официанту.

Она вынула из сумки стеклянный тюбик.

Трубач подал официанту банкнот и широким жестом отказался от сдачи.

Ружена открыла тюбик, стряхнула на ладонь таблетку и проглотила ее.

Когда она закрывала тюбик, трубач, повернувшись к ней снова, заглянул ей в глаза. Он протянул руки к ее рукам, и она, выпустив из ладони тюбик, покорилась ласке его пальцев.

— Пойдем, — сказал он, и Ружена встала. Она приметила взгляд Якуба, пристальный и неприветливый, и отвела глаза.

Когда они вышли на улицу, она тревожно посмотрела в парк, однако Франтишека там уже не было.

Якуб встал, взял бокал недопитого вина и пересел за освободившийся столик. Полюбовавшись из окна красноватыми деревьями парка, он опять подумал, что это пожар, в который он бросает все свои прожитые сорок пять лет. Затем его взгляд соскользнул на доску стола, и он увидел рядом с пепельницей забытый стеклянный тоненький тюбик. Взял его, осмотрел: на нем было написано название незнакомого лекарства и чернилами приписано: 3 раза в день. Таблетки в тюбике были голубого цвета. Это показалось ему странным.

Он проводил последние часы на родине, и потому все мелкие события приобретали особенное значение, превращаясь в аллегорический театр. Есть ли некий смысл в том, подумал он, что именно сегодня кто-то оставляет для меня на столе тюбик голубых таблеток? И почему мне оставляет его именно эта женщина, Преемница политических гонений и Пособница палачей? Хочет ли она мне тем самым сказать, что потребность в голубых таблетках еще не иссякла? Или напоминанием о яде хочет выразить мне свою неискоренимую ненависть? Или хочет мне сказать, что мой отъезд из этой страны такая же покорность судьбе, как и готовность проглотить голубую таблетку, которую я ношу в кармашке?

Он вынул сложенную бумажку, развернул ее. Сейчас, когда он посмотрел на свою таблетку, ему показалось, что она все-таки немного темнее пилюлек в забытом тюбике. Открыв его, он вытряхнул одну таблетку на ладонь. Да, она немного темнее и меньше. Затем он вложил обе таблетки в тюбик. Когда же скользнул сейчас по ним беглым взглядом, никакого различия не обнаружил. Поверх невинных таблеток, предназначенных, вероятно, для самых обыкновенных лечебных целей, легла замаскированная смерть.