Жар ночи - Александра Хоукинз

Леди Данкомб шумно высморкалась в платок.

— Мы шли вровень: то я выигрывала, то он. Мы оживленно болтали, и я даже позволила себе вольность немного пофлиртовать с ним.

— А потом ты начала проигрывать.

— И проиграла все подчистую. Это был сущий кошмар! Я понесла ужасные убытки. Разумеется, лорд Гомфри отнесся к моим затруднениям с сочувствием. Он благородно предложил мне сделать еще одну ставку, чтобы я могла…

Джулиана начала массировать виски, чтобы унять внезапную головную боль.

— О маман, как же ты могла…

От неприятных воспоминаний черты лица маркизы сделались жестче.

— И как я ни пыталась восстановить равновесие…

— …только глубже влезала в долги.

Леди Данкомб всплеснула руками.

— С моей стороны было полнейшим безрассудством принять ставку лорда Гомфри! Я сразу должна была понять, что он задумал, но проигрыш выбил меня из колеи и поверг в отчаяние…

Гнев в сердце Джулианы сменился жалостью. Ее семья не в первый раз сталкивалась с финансовыми затруднениями — и она подозревала, не в последний. Маркиза хорошо играла в карты, но даже умелого игрока может сразить достойный соперник. Джулиана обняла мать.

— Не переживай, маман. Мы что-нибудь придумаем, и ты непременно расплатишься с лордом Гомфри.

Услышав слова поддержки, маркиза, казалось, окончательно пала духом. Уткнувшись в плечо дочери, она горько заплакала.

Джулиана, не понимая, что она сказала не так, погладила мать по спине, напрасно силясь ее утешить.

— Ну же, перестань… Тебе, наверное, нелегко было хранить это в тайне.

Леди Данкомб лишь икала и сотрясалась в рыданиях.

Джулиана тоже не выдержала и склонила голову ей на плечо. Знакомый цветочный запах всегда служил для нее источником утешения. Сейчас же ей представилась возможность отблагодарить мать, но она теперь должна быть сильной вдвойне.

Маркиза отпрянула лишь десять минут спустя. Вытирая заплаканное лицо и сморкаясь в кружевной платок, она долго не могла взять себя в руки и даже попыталась улыбнуться, но это было жалкое подобие улыбки.

— Милая моя Джулиана, — сказала леди Данкомб, глотая слезы. — Мне тяжело не потому, что я скрывала это от тебя, Корделии и Лусиллы, а потому, что лорд Гомфри выдвинул невозможные условия.

— Условия?

Леди Данкомб выпрямилась и нечеловеческим усилием воли заставила себя посмотреть прямо в удивленные глаза дочери.

— Лорд Гомфри требует расплатиться немедленно, а иначе он опозорит меня перед всем высшим светом.

— Чудовище! — прошипела Джулиана.

Мать коснулась ладонью ее щеки.

— Еще какое, милая моя. Он знает, что для нашей семьи скандал — это конец. Бедные мои Корделия и Лусилла! Как только слухи дойдут до лорда Фискена и мистера Степкинса, последняя надежда на сватовство рухнет. То, что мы разоримся, еще полбеды. Самое страшное — сердца твоих сестер будут разбиты!

Перед глазами Джулианы мелькнуло красивое лицо Сина. Она еще никогда не встречала джентльмена, который бы с таким пренебрежением относился к общественному мнению. Как же она завидовала его свободолюбию и беспечности! Это помогало ему оставаться непредсказуемым. Как бы он поступил, узнав о ее семейных проблемах? Предложил бы свою помощь — или просто развернулся бы и ушел навсегда?

Наверное, на него не стоило рассчитывать. Несмотря на свою невинность, Джулиана понимала, что Син относится к ней точно так же, как к любой другой своей утехе. Он любил ее тело, любил ее острый ум, но по сути своей был неисправимым повесой. Когда она вернется в деревню, в его постели будет резвиться какая-нибудь другая дама. Следующей весной Син даже имени ее не вспомнит.

Джулиана похолодела от этой печальной мысли. Но зачем расстраиваться заранее? Ее влекло к Сину с первой же встречи, с этим спорить глупо. Сторонний наблюдатель, возможно, решил бы, что ее соблазнили, но она-то знала, что никак этому соблазнению не препятствовала. Она сама сделала выбор.

Это было с ее стороны жестом протеста, и это воодушевило ее и дало ей неведомое прежде ощущение свободы.

И никто, включая самого Сина, не мог у нее эти ощущения отнять.

— Маман, ты сказала, что лорд Гомфри выдвинул тебе условия. Значит, ему нужны не деньги, а нечто иное. Что же?

— Ты.

Джулиана, не осознавая, что делает, встала и отошла к камину. Угли погасли, но даже если бы они полыхали, она сомневалась, что их тепла хватило бы, чтобы согреть ее в данный момент.

Стоя к матери спиной, Джулиана сказала:

— Я так понимаю, ты ему отказала. — Не услышав ответа, она развернулась и расхохоталась. — Как ты могла хотя бы предположить, что я выйду за этого человека?!

— А он и не говорил о браке.

Джулиане показалось, что у нее начался сердечный приступ.

Леди Данкомб подбежала к дочери, взяла ее под руку и усадила на диван. Только тогда девушка вновь обрела дар речи.

— Он хочет сделать меня своей любовницей?

— Роль любовницы подразумевает весьма ограниченные перспективы. Это слишком грубое слово для предложения, сделанного графом. Насколько я поняла, лорд Гомфри, скорее, хотел бы поухаживать за тобой. — Женщина, казалось, молниеносно постарела под испепеляющим взглядом дочери. — Он согласен простить мой долг и вернуть расписку, которую я вынуждена была подписать, если ты станешь уделять ему больше внимания, чем всем прочим джентльменам.

Маркиза изо всех сил старалась приукрасить тот факт, что граф требовал принудительной симпатии от ее дочери. У Джулианы же складывалось впечатление, что лорд Гомфри все же больше хотел завести любовницу, чем идти под венец.

— И сколько это должно продолжаться? — с трудом выдавила она, стараясь не закричать во весь голос.

Мать осторожно ответила:

— До конца лета.

— И всего-то?

Хотя Джулиане это показалось тысячей лет. Леди Данкомб отвела взгляд.

— Л-лорд Гомфри просил передать тебе: он надеется, что ты не воспримешь ваше совместное времяпрепровождение как наказание. Он питает к тебе искреннюю симпатию и полагает, что ты ответишь взаимностью, когда узнаешь его поближе. Он ясно дал понять, что, если все пойдет по плану, ухаживания его прекратятся в конце лета.

— Да ну? И что, никто не будет чувствовать себя виноватым?

— Джулиана!

Перед глазами ее внезапно все поплыло, но она резко вскочила с дивана. Ей хотелось вылететь из комнаты и, если получится, бежать, не разбирая дороги, бежать, пока хватит сил.

— Не прикасайся ко мне! — вскрикнула она, одергивая руку. — Как ты могла?! Если бы он подошел с таким возмутительным предложением к отцу, тот наверняка всадил бы в него пулю! Он… — Джулиана, задыхаясь, рванула лиф своего платья — ей не хватало воздуха. — Папа никогда не продал бы меня в счет карточного долга!