Дерзкое предложение дебютантки - Энни Берроуз

— Как вы это проделали? Нет, погодите… — Он подошел к окну, но тут же развернулся обратно. — Это же совсем просто. — Человек, приносивший почту, всегда отдавал ее доктору Шоулзу. — Вы приказали доктору Шоулзу не передавать мне никаких писем от Джорджи. Что вы ему сказали? Что дружба с ней для меня нежелательна? Что она плохо на меня влияет?

Мать сидела, точно каменное изваяние. Но говорить ей ничего и не требовалось. Доктор Шоулз отлично справился со своей задачей.

— Одного я понять не могу: зачем вы так поступили?

И почему он сам поверил доктору Шоулзу, которого едва знал и который был нанят его матерью, а не Джорджи? И это при том, что она единственная заботилась о нем без своекорыстной цели? Почему он не попытался найти иное объяснение ее молчанию?

И почему по возвращении в Бартлшэм первым делом не побежал к ней и не потребовал объяснений? Упершись кончиками пальцев в крышку стола, Эдмунд произнес:

— Как вы могли… разрушить единственные узы дружбы, которые у меня когда-либо были? Объясните мне, ради всего святого, что вам в ней так не нравилось? Отчего вы сочли необходимым… предпринять подобные шаги?

— Миссис Балстроуд застала вас вместе в постели. Разве этого недостаточно?

— Нет. Я же только что объяснил, что мы оба были невинны. Итак, помимо ложного мнения о ней как о малолетней искательнице плотских утех, — голос его буквально сочился презрением, — какие иные причины у вас имеются, чтобы считать отталкивающей ее кандидатуру в качестве вашей будущей невестки?

Эдмунд не смог сдержаться. Мать причинила ему столько страданий! Именно по ее вине у него сформировалось ложное представление о женщинах. Именно она заставила его поверить в то, что Джорджиана его предала. И вероятно, вызвала ответное чувство ненависти к нему в душе девушки. Хотя Эдмунд вообще не задумывался о женитьбе, он не отказал себе в удовольствии помучить мать перспективой того, что ее единственно возможной невесткой станет именно та, кого она так отчаянно старалась устранить.

— Мисс Джорджиана Уикфорд, — объявил Эдмунд, — происходит из уважаемой семьи. Она умная женщина, с которой я могу беседовать не испытывая скуки. Более того, она крепка здоровьем, как лошадь. Выражая обеспокоенность отсутствием у меня наследников, вам бы следовало радоваться, что я присматриваюсь к женщине, которая произведет на свет здоровое потомство.

— Ты не можешь говорить серьезно, — слабо отозвалась леди Эшенден, доставая из ридикюля флакон с нюхательной солью. — Я этого не потерплю, — всхлипнула она. — Чтобы меня заменили какой-то… непристойной…

— Выбирайте выражения, говоря о Джорджиане, мадам, — холодно перебил ее Эдмунд. — С кем бы вы ни разговаривали. Потому что, если я узнаю, — добавил он, наклоняясь к ней через стол, — что вы сделали или сказали что-то, что может очернить ее репутацию, я заставлю вас сильно об этом пожалеть.

— Ох, ты в точности как отец! — воскликнула она, будто то было самое страшное из оскорблений.

— Нет, мадам, вы скоро убедитесь, что это не так, — ледяным тоном возразил Эдмунд. — Вовсе нет. Во-первых, я очень серьезно отношусь к своим арендаторам. Что же до женитьбы, — продолжил он, — когда я все же решу надеть этот хомут себе на шею, то не удовольствуюсь династическим союзом, навязанным мне другими людьми. Я сам выберу себе невесту, женщину, которая станет мне и другом, и спутницей жизни. Женщину, которую я буду уважать и которой буду восхищаться. Женщину, которая наполнит мою жизнь.

Графиня отшатнулась, будто сын ударил ее. Оттого ли, что он описал брак, диаметрально противоположный ее союзу с его отцом, или оттого, что решила, будто он говорит именно о Джорджиане, ему было неведомо.

Единственный раз в жизни она не высказала своего мнения, а просто развернулась и поспешно покинула его кабинет.

Всю следующую неделю Джорджиана старательно избегала укромных уголков, улыбалась любому мужчине, пригласившему ее на танец, и училась не огорчаться, что ее бюсту достается куда больше внимания, чем ей самой.

Глаза ее жили собственной жизнью и вместо того, чтобы всецело сосредотачиваться на партнере, как делала Сьюки, они рассматривали всех без исключения гостей на балу, приеме или завтраке, который ей случалось посещать. Особенно если событие хоть в малой степени считалось светским. Джорджиана знала, что у Эдмунда нет привычки ходить на подобные мероприятия, но на дебютном балу мисс Твайнинг он все же появился, и она надеялась увидеться с ним вновь.

Очевидно, однако, что он не намеревался давать людям повода сплетничать о себе и о ней. Что и хорошо, мрачно рассудила Джорджиана, сидя в гостиной и слушая дробный перестук дождевых капель по окнам. Ей совсем не понравилось, как смотрела на нее леди Тарбрук на музыкальном вечере у Фэруэверсов. И как она толкнула локтем сидящую рядом с ней полную даму и начала что-то быстро нашептывать ей, прикрываясь веером. Джорджиана не сомневалась, что они обсуждают ее отношения с Эдмундом, поскольку подобные пересуды начались в тот момент, как он покинул бал у Твайнингов.

И по дороге домой мачеха упомянула об этом.

— Не то чтобы ты сделала что-то плохое, — поспешно заверила она Джорджиану, уже собравшуюся обороняться. — Просто лорд Эшенден вел себя совершенно нетипично, что не могло не вызвать разговоров. Я, разумеется, объяснила, что мы с ним давно знакомы, поэтому тебе остается лишь продолжать вести себя безукоризненно, и разговоры прекратятся сами собой.

Это подразумевало, очевидно, что стоит Джорджиане отступиться, как ее тут же обвинят в неподобающем поведении Эдмунда.

Подобное заключение привело ее в ярость. Почему в любом скандале виновной всегда делают женщину? Она готова побиться о заклад, что в девяти случая из десяти винить следует мужчину!

Настроение Джорджианы не стало лучше от того, что мачеха заставила их со Сьюки сидеть дома, притворяясь, что рукодельничают, на случай, если кто-то явится с визитом. Что было очень маловероятно. Какой идиот осмелится высунуть нос на улицу в такую отвратительную погоду?

Тут — будто в насмешку над ее размышлениями об умственных способностях столичных жителей — раздался стук в дверь, и в холле зазвучали мужские голоса. Потом послышались легкие шаги поднимающегося по лестнице человека.

И в гостиную вошел Эдмунд.

— Миссис Уикфорд, — поприветствовал он, — мисс Уикфорд, мисс Мид. — Каждое имя он сопровождал поклоном. — Я направлялся в Музей естественной истории Баллока и подумал, что вы захотите составить мне компанию.

— Ах, лорд Эшенден! — воскликнула мачеха Джорджианы, теребя лежащее на коленях рукоделие. — Вы застали нас врасплох. Почему же вы сами поднялись в эту комнату, когда объявлять о прибытии посетителей положено Уиггинзу?

Эдмунд нахмурился:

— Ваш дворецкий не явился докладывать о моем прибытии, потому что я не пожелал терять время, ожидая в холле, пока он повесит мои пальто и шляпу. Мне ненавистна любая пустая трата времени.