Вынужденная посадка ми-17 - Александр Тамоников

Капитан усмехнулся и заявил:

– Вряд ли от талибов можно ждать чего-то в этом роде.

– Вынужденного жеста доброй воли, – поправился начальник штаба полка. – Так будет точнее. Еще сомнения есть?

– Нет. Я доверюсь тебе. Ничего другого мне не остается.

– Вот это правильные слова. Ну все, выходи.

– Ты не подвезешь меня до части?

– Сам-то подумал, что спросил?

– Да, это не осмотрительно. Хорошо, дойду пешком.

– Постарайся, чтобы никто не видел тебя.

– Об этом не беспокойся. Завтра подойдешь к вылету?

– Да. Ступай и выспись как следует. Я бы на твоем месте принял граммов сто коньяка.

– Я не пью.

– Все мы не пьем. Но иногда это просто необходимо.

– До завтра, – сказал капитан, вышел из «Опеля», перепрыгнул через кювет и скрылся в роще.

Хамад прикурил сигарету. Думал он недолго. Затем достал сотовый телефон, набрал номер.

– Да, господин подполковник, – тут же ответил Чадан.

– Передай Мухтану, что план по Биджару должен быть изменен.

– Вот как? И каким образом?

– Капитана следует убрать. В Афганистане.

– Почему ты изменил решение?

– Он может доставить нам много хлопот. Это выяснилось только сейчас.

– Хорошо. Можно и убрать.

– Сто тысяч долларов, которые должны были попасть на его счет, пусть афганцы отправят на мой.

Чадан усмехнулся.

– Растут аппетиты, господин подполковник?

– Нет. Это плата за бдительность и устранение потенциально возможных проблем, которые вам совершенно не нужны.

– А тебе?

– И мне тоже. Все. До связи! – Подполковник положил сотовый телефон в карман.

Потом он завел двигатель, включил дальний свет и повел «Опель» к КПП военного городка. Теперь домой, где его ждали два любимых и любящих человека. Жена и дочь.

Вторник, четвертое августа, в полку, дислоцированном у пакистанского города Минвелаг, начался необычно. Сегодня готовился к вылету лишь «Ми-17», отправляемый на регламентные работы в Россию. Основной и дублирующий экипажи были определены, задача поставлена, необходимые документы и инструкции получены. Вертолет с бортовым номером 17 стоял на площадке у ангара технико-эксплуатационной части.

В восемь утра к штурману основного экипажа Сергею Савостину заглянул его товарищ Владимир Корбин. В России офицеры служили в одной части, вместе были посланы в Пакистан.

– Привет, Серега!

– Привет, – ответил Савостин.

– Готов?

– Да вот побреюсь, оденусь и двину на построение.

– Сумку с подарками не забудь.

– Ага.

– Эх, Серега, домой летим.

– Ольга-то твоя знает о скором свидании?

– Нет.

– Не предупредил? Хочешь сюрприз устроить?

– Да какой там сюрприз. Как встал, пытался позвонить. Не ответила. А ведь у нас было пять утра.

– Не ответила или телефон был отключен?

– Не ответила.

– Значит, спала, а мобилу на вибровызов поставила. Ведь у тебя ребенок грудной.

Корбин заулыбался.

– Да, Настенька. Наверное, так и было. Позже позвоню. А ты свою предупредил?

– Собираюсь.

– Тогда скажи, что и я лечу, а то вдруг сам не дозвонюсь.

– Хорошо.

– Как думаешь, Серега, нас на весь срок работ в гарнизон отпустят?

– Думаю, да. Нечего нам на заводе делать. Это пакистанцам придется в гостинице жить, но им будет интересно. Насколько я знаю, никто из них раньше в России не был.

– Да, в Казани есть что посмотреть. Хороший город, а главное, для пакистанцев не чужой. В Казани мечетей полно. Мусульманская республика. Но посмотрим. Вдруг командование заставит нас торчать на заводе? Твоя-то Людмила сможет с сыном приехать, он у тебя взрослый, а Ольга – это вряд ли.

– Володя, не надо гадать. Отпустят нас или нет, все равно на неделю домой вырвемся.

Корбин посмотрел на Савостина.

– Что-то, мой друг, у тебя настроение не ахти. Или я ошибаюсь?

– Нормальное настроение.

– Да? Ну и ладно. Я пошел. Надо у Мохаммада пакет с чаем забрать. Наш бортинженер обещал достать самый лучший. Потом опять к тебе загляну. На построение вместе пойдем.

– Давай!

Корбин ушел.

Савостин начал бриться. Порезаться этим станком было невозможно по определению, но он как-то ухитрился и поймал себя на мысли о том, что у него сегодня действительно отвратительное настроение. Вчера было лучше. Какая-то тревога с утра сидела внутри и никак не желала уходить.

Может, это из-за сна? Он видел себя на войне. Не на современной, а на той, Великой Отечественной. В окопе. Сергей не офицер, а рядовой, обычный солдат с трехлинейкой. Дождь. Рядом политрук, прямо как на плакате, с пистолетом в руке.

«Вперед, за Родину!» – выкрикнул тот.

Он выскакивает из окопа, бежит по полю и вдруг падает. А когда встает, вокруг эсэсовцы, только с песьими мордами. Все скалятся. Один лает, а потом вдруг по-русски кричит, мол, поднимай его. Со всех сторон вопли, лай…

Он очнулся в поту. Откуда этот сон? Что он означает? Непонятно.

Теперь вот еще и порез. Он давно уже пользовался этим станком и такими лезвиями. Никогда даже раздражения не было, а тут нате вам. Савостин прижег царапину, но кровь не останавливалась. Пришлось накладывать пластырь.

Потом капитан стал надевать комбинезон, и сломалась молния.

«Да что это такое сегодня? – подумал офицер. – Или я волнуюсь из-за скорой встречи с семьей? Почти год не видел жену и сына. Скорей всего, так оно и есть. Надо успокоиться».

Он взял себя в руки. Посмотрел на часы: восемь пятнадцать. Значит, дома сейчас на два часа раньше. Сын, понятное дело, спит, а вот жена уже должна встать, если ей сегодня в первую смену. Людмила закончила медицинский институт и работала в поликлинике. От гарнизона полчаса езды на маршрутке. Начало приема в восемь часов.

Он набрал номер и тут же услышал:

– Да, любимый! Доброе утро.

– Доброе, Люда.

– Не ожидала. Так рано ты никогда не звонил.

– Хорошо, что не разбудил. Как вы там?

– А как может быть без тебя? Скучаем очень. Андрюшка каждый день спрашивает, когда папа приедет. Отвечаю одно и то же. Дескать, скоро.