Любовь поэтов Серебряного века - Нина Щербак

На Ваганьковском кладбище у могилы Сергея Есенина собрались его жены и возлюбленные: Анна Изряднова, Зинаида Райх, Галина Бениславская, Софья Толстая. Айседора Дункан прислала телеграмму: «…Его дерзкий дух стремился к недостижимому… Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием». Через год Галина Бениславская застрелилась на могиле поэта. В 1927 году в Ницце погибла Айседора Дункан. Софья Толстая сохранила ему верность и старательно берегла все, что было связано с жизнью поэта, разбирала его архив, готовила к изданию его сочинения. Рядом с обручальным кольцом она всю жизнь носила медное кольцо, которое он ей подарил.

Анатолий Борисович Мариенгоф родился 24 июня (6 июля) 1897 года в Нижнем Новгороде в семье служащего. В молодости его родители были актерами, играли в провинции, и, хотя потом оставили сцену, страсть к театру, увлеченность литературой царили в доме и передались сыну, который в детстве перечитал почти всю русскую классику и многое из западной литературы. Сначала он посещал частный пансион, в 1908 году был переведен в престижный Нижегородский дворянский институт императора Александра II. Стихи Мариенгоф начал писать лет с двенадцати. Больше других поэтов любил тогда Блока.

В 1913 году, после смерти жены, отец Мариенгофа с двумя детьми (у Анатолия была младшая сестра) переехал в Пензу. Здесь в 1914 году Анатолий издавал журнал «Мираж», «более чем наполовину заполняя его собственными стихами, рассказами, статейками». Неординарным событием для молодого поэта было путешествие летом 1914 года по Балтике на учебной парусной шхуне «Утро». Он побывал в Финляндии, Швеции и Дании и получил матросское свидетельство, чем очень гордился. Плавание, однако, внезапно прервалось – началась Первая мировая война.

В 1916 году Мариенгоф поступил на юридический факультет Московского университета и сразу же отправился на военную службу. Но на передовую, куда он стремился, попасть не удалось – его определили в 14-ю инженерно-строительную дружину Западного фронта. В дни Октябрьской революции Мариенгоф вернулся в Пензу и с головой ушел в литературу: создал поэтический кружок, включивший соученика по гимназии поэта Ивана Старцева и художника Виталия Усенко, в 1918 году выпустил свою первую книжку стихов «Витрина сердца».

Летом в город вошел Чехословацкий корпус, и случайная пуля убила отца Анатолия Мариенгофа. Поэт уехал в Москву, где поступил литературным секретарем в издательство ВЦИК. Вскоре произошла его встреча с Есениным, который впоследствии стал его лучшим другом. Потом Мариенгоф познакомился с Вадимом Шершеневичем и Рюриком Ивневым. Так оформилась группа имажинистов, заявившая о себе «Декларацией», опубликованной в январе 1919 года в журнале «Сирена» (Воронеж). Для имажинистов, в том числе и Мариенгофа, наступил период чрезвычайной активности. В 1919 году ими были созданы «Ассоциация вольнодумцев» (Мариенгоф и Есенин написали текст устава и вошли в правление), книжный магазин «Московской трудовой артели художников слова», кафе «Стойло Пегаса», кооперативное издательство «Имажинисты».

Именно в эти годы биографии Есенина и Мариенгофа особенно переплелись. Осенью 1919 года оба друга поселились вместе и на несколько лет были почти неразлучны. Вместе ездили по стране: летом 1919-го побывали в Петрограде, весной 1920-го – в Харькове, летом на Кавказе. Даже публиковали в печати письма друг другу, чем вызывали негодование критиков.

В конце 1923 года Мариенгоф женился на артистке Камерного театра Анне Борисовне Никритиной. Познакомились они, в некотором роде, тоже благодаря Есенину.

Из воспоминаний Никритиной:

«В конце вечера Шершеневич предложил мне пойти в гости к его приятельнице, какой-то пожилой даме, познакомиться с Есениным. Я, конечно, согласилась. Побыть в обществе Сергея Есенина, послушать его, поговорить (он уже тогда был всеми любим) мне интересно. И я не пожалела. Он был очень хорош в тот вечер. Легкий, веселый, с юморком, чудно улыбался. Действительно, как васильки во ржи цвели в лице глаза. Читал свои стихи. Часа в два ночи мы с Шершеневичем ушли, Есенин, как и предполагалось, остался там ночевать. Не знаю почему, но ему негде было спать, и эта дама предложила ему ночлег. Прошло много времени… Я как-то забежала в книжную лавку имажинистов к Шершеневичу – мне нужны были стихи, – и тут из глубины лавки вышел Мариенгоф: „Что ж ты меня не знакомишь?“ Много месяцев спустя после моего первого знакомства с Есениным, примерно в июне-июле, он вернулся из какой-то поездки домой, и Мариенгоф меня вторично с ним познакомил. „Ах, эта! Да я ее знаю“. Как потом оказалось, ходить с Шершеневичем по гостям, да еще ночью, было не совсем безопасно для репутации молодой девушки… Но ничего… Мы все же подружились с Сергеем Александровичем.

…Есенин со всей его душевной тонкостью сразу почувствовал, что у нас с Мариенгофом возникает что-то настоящее. Был вечер у Жоржа Якулова в студии. Это был известный художник того времени. Естественно, туда привезли и Дункан. На этот вечер Жорж пригласил и нас троих… Поехали… И сразу же, с первого взгляда, Изадора влюбилась в Есенина… Весь вечер они не расставались, и… уехали оттуда мы уже вдвоем с Мариенгофом, а Есенин уехал с Дункан. Примерно месяца через два он совсем переехал на Пречистенку к Дункан, а я переехала на Богословский, вышла замуж за Мариенгофа и прожила с ним всю жизнь.

Я часто бывала у них в доме. Я говорю „у них“, потому что Есенин и Мариенгоф жили одним домом, одними деньгами. Оба были чистенькие, вымытые, наглаженные, в положенное время обедали, ужинали. Я бы не сказала, что это похоже было на богему. Жили они в Богословском переулке, рядом с театром Корша (теперь это Петровский переулок, а театр – филиал МХАТа). В большой коммунальной квартире у них чуть ли не три комнаты, правда, одна из них – бывшая ванная. Потом почему-то стало две. Одну, очевидно, отобрали. Одевались они одинаково: белая куртка, не то пиджачок из эпонжа, синие брюки и белые парусиновые туфли. До чего же Есенин был хорош в этом туалете! Походка у него была легкая, слегка пританцовывающая („В переулках каждая собака знает мою легкую походку“). Приветный, ласковый, гостеприимный, он много работал. Никогда не забуду дня после возвращения Мариенгофа из поездки. Именно дня. Все собрались утром, а разошлись только к вечеру…

…Однажды мы встретили их у храма Христа Спасителя. Шла чинная „буржуазная“ пара – Есенин и Дункан. Сережа страшно обрадовался. Нас пригласили обязательно, непременно прийти вечером. Пришли. Кроме нас, никого не было. Но было торжественно. У каждого прибора стояла бутылка рейнвейна. Они стояли как свечи. Изадора подняла первый бокал за Есенина и Мариенгофа, за их дружбу. Она понимала, как трудно Есенину. Она ведь была очень чуткой женщиной. А потом сказала мне: „Я енд ты чепуха, Эссенин енд Мариенгоф это все, это дружба“».

По мнению некоторых критиков, расхождение между Есениным и Мариенгофом наступило в конце 1923 года и привело к тому, что после смерти Есенина в адрес Мариенгофа, который якобы оказывал на Есенина отрицательное влияние, посыпались несправедливые упреки. Однако переписка друзей свидетельствует об обратном. В ноябре 1922 года Есенин писал Мариенгофу: