Гробница судьбы - Том Харпер

– Во всяком случае, будут пытаться. У итальянской полиции и без того много дел, скорее всего, запишут как смерть по естественным причинам.

Лицо Джорджа исказила гримаса. Оба они прекрасно знали, что в смерти их друга не было ничего естественного. Подробности трагедии излагались в газете с усталой бесстрастностью: ожоги, сломанные кости, травматическая ампутация, шрамы, образовавшиеся еще при жизни.

– Он наверняка сдал им Мирабо. Других вариантов не остается.

Джордж отхлебнул кофе.

– Вся эта операция была ошибкой. Мы только навели их на след. Сен-Лазар теперь не остановится, пока не вывернет эту компанию наизнанку.

– Сначала он должен ее купить.

– Мы будем бороться с ним.

Джордж высыпал второй пакетик сахара в свой кофе.

– В этом нам может помочь Дрекслер, может быть, и Куниг. Мы сделаем все возможное.

– Они тоже постараются.

Некоторое время они молчали. На автобане очередной грузовик взобрался на перевал и прибавил скорость, направляясь к итальянской границе.

– А как насчет Элли Стентон?

Гарри внимательно осмотрел ногти.

– Дело трудное. Они нещадно эксплуатируют ее. Вечера она обычно проводит дома. Даже не ходит на работу пешком.

– Она рассказала Бланшару о вашей встрече в Оксфорде?

Гарри пожал плечами:

– Не думаю.

– Мы должны заполучить ее. Предоставь ей немного информации. Если бы она смогла проникнуть в подвал…

– Я думал, мы договорились не предпринимать больше никаких попыток, – спокойно произнес Гарри.

Но, похоже, Джордж не услышал его.

– Где она сейчас?

Лондон

По просторному залу, среди длинных столов, бродила женщина в белом открытом платье. Лампы испускали тусклый, дымчатый свет; по всей вероятности, дело было поздним вечером или ранним утром. Идя вдоль столов, женщина проводила рукой по их поверхности, словно это прикосновение пробуждало воспоминания. Выглядела она потерянной.

Элли расположилась в обитом бархатом кресле. Новое платье, купленное этим вечером, плотно облегало тело. Освещенная лампами женщина в белом, немного поколебавшись, направилась в сторону сцены, полого опускавшейся в оркестровую яму.

Впоследствии Элли обнаружила, что не может вспомнить с точностью последовательность событий этого вечера. У нее сохранились воспоминания – яркие, живые – но они были бессвязными, словно вырванные из книги и перепутавшиеся страницы. Время, проведенное в театре, пролетело как сон. Женщина в белом, мужчина в черном, и любовь, какую способна выразить только музыка. Напиток в чаше, который должен был убить их, вместо этого зажег их сердца любовью. Или же Тристан полюбил лишь потому, что был уверен в своей немедленной смерти? Шампанское в холле, девушки, торговавшие цветами, затем терраса на крыше, туристы и уличные артисты внизу, полная луна над Лондоном. Во время второго акта рука Бланшара скользнула по подлокотнику ее кресла и легла ей на бедро. Она отчетливо ощутила его горячее прикосновение сквозь тонкий шелк платья. Возлюбленные, отдавшиеся во власть ночи, поскольку они не могли выносить яркого света дня, не заботящиеся о той боли, которую они причиняют тем, кого любят не так сильно. Верный, оставленный без внимания друг: Осторожно, осторожно. Скоро ночь сменится днем. И музыка, гораздо более красивая, нежели Элли могла себе вообразить. Обволакивающая, захлестывающая, словно океанские волны, всесокрушающая.

Элли уходила из театра в состоянии оцепенения. Она была совершенно обессилена и в то же время отчаянно хотела слушать еще. Бланшар рассказал ей, что этот хорошо известный феномен в мире оперы называется «упоение Тристаном». Отчасти она была рада узнать, что подобное происходило не только с ней, отчасти негодовала по этому поводу. Переполнявшие ее эмоции были настолько сильны, что она не могла подавить искушение поделиться ими.

На Флорал-стрит их, словно верный пес, ждал «Бентли». Бланшар открыл перед своей сотрудницей дверцу.

– Не хотите заехать ко мне? Это недалеко.

Мир Элли снова сузился. Ее прошлое и будущее сжались и сконцентрировались в единой точке опоры. Любое движение могло нарушить баланс непоправимым образом. Она чувствовала на языке сладкий вкус шампанского и ощущала сильный аромат собственных духов. Взглянув на Бланшара, она хотела найти у него сочувствие, но увидела лишь сосредоточенность и решимость.

Осторожно, осторожно, скоро ночь сменится днем.

Они ехали по Шафтесбери авеню, мимо театральной публики, расходившейся после представления. Многие держали над головами сувенирные тенниски и полиэтиленовые пакеты, защищаясь от дождя. Автомобиль свернул на Пикадилли, где промокшие люди толпились на крытых автобусных остановках, затем автомобиль въехал в Мэйфэр и остановился у ярко освещенной аркады отеля «Кларидж».

Элли напряглась. На мгновение чары рассеялись.

– Вы, кажется, сказали, что мы едем к вам домой.

– Это и есть мой дом. Я здесь живу.

Элли ничего не сказала. Из вестибюля вышел привратник и, держа над ними зонт, проводил их внутрь здания. Она увидела, как Бланшар что-то сунул ему в карман, и подумала, ежедневно ли он проделывает это или нет. В вестибюле все сверкало золотом. За фортепьяно сидел мужчина в белом пиджаке и играл вариации на темы произведений Коула Портера и Гершвина. Консьерж кивнул Бланшару и почтительно улыбнулся Элли. Огни светильников в хрустальных канделябрах отражались от пола в черно-белую клетку, отполированного, словно зеркало.

Звезды блаженства с улыбкой светят вниз.

Апартаменты Бланшара находились на четвертом этаже – тускло освещенный мир тяжелых тканей, дорогой, изысканной и элегантной мебели. Он достал из холодильника бутылку шампанского и налил два бокала. Холодная жидкость обожгла язык. Элли залпом выпила шампанское. Бокал некуда было поставить, и она выронила его на покрытый ковром пол. За спиной Бланшар выключил свет. На мгновение у нее возникло головокружительное ощущение, будто она находится одна в безграничном пространстве.

Руки Бланшара, на удивление мягкие, оказались на ее плечах, и ее платье упало на пол. Он наклонился и поцеловал Элли в шею, в то время как его ладони уверенно скользили по ее бедрам и груди.

Элли опустилась на постель. Их окутала тьма.

Нормандия, 1135 г.

Октябрь приносит с собой дожди. Вода размывает дороги, разводы ржавчины на железе и портит корм для скота. Из сырой древесины невозможно разжечь костер и изготовить осадные машины. В этом году больше не будет войн, а отсутствие новых войн означает отсутствие надобности в новых рыцарях. Наступит долгая зима, наполненная сожалениями и негодованием, стуком капель о крышу и ссорами, грозящими перерасти в драку.