Не плачь, Тарзан! - Катарина Масетти

А потом приперся этот белобрысый качок и уделал его так, что мокрого места не осталось. Чао, бамбино, тебе остается умчаться галопом в ночь верхом на Торнадо, ведь это единственный, кто тебя пока еще терпит!

И вдруг вечер стал нашим. Мы с Марианой проделывали подозрительные телодвижения, отдаленно напоминавшие танго. Мы были так близко друг к другу, нас разделяли только одежда и представления о приличии. Она уткнулась носом в мою подмышку, а я тихонько обнял ее, она просунула ногу мне между колен, и мы превратились в пазл, где все кусочки совпадали друг с другом. Оркестр исполнял «А Nightingale Song in Berkeley Square»,[17]низким хриплым соло на саксофоне: «How strange it was, how sweet and strange, there was never a dream to compare…»[18]И я подумал о нашей первой необычной встрече: это была в буквальном смысле женщина свыше!

Наше блаженство длилось около часа. Потом я все испортил. Я вспомнил о своем решении. И рассказал ей о том, что чувствую.

Мариана застыла в моих объятиях.

— Знаешь, Янне… — грустно сказала она. — Когда Мике вернется…

Она не сказала «если». Она сказала «когда».

— Когда Мике вернется… я же не… я не давала тебе повода…

Она жевала кончик криво постриженной прядки волос. Наверно, сама себя стрижет, маникюрными ножницами, не всегда имея зеркало под рукой.

— Ясное дело, — весело отозвался я. — Когда Мике вернется, вы выстроитесь в ряд в коридоре и броситесь ему на шею, а потом начнете присматривать подходящий домик, в котором будете жить счастливо до конца своих дней. А иногда к вам будет наведываться приятель Янне со своими вечными корзинами, и все будут дружески посмеиваться над этим придурком. Вы будете угощать его кофе на новой кухоньке, обставленной мебелью из предложения года в ИКЕА.

Мариана посмотрела на меня с грустью. Танец закончился, и мы сели за столик. Вокруг стоял шум, посетители постепенно пьянели. Мариана теребила замок на сумочке.

— Я не стану отвечать тебе такими же колкостями, — сказала она, не глядя на меня. — Ты сам не понимаешь, как зло прозвучали твои слова. Ведь мы с Мике никогда не переедем ни в какой домик. Все зависит от того, насколько продвинулась вперед медицина. У Мике не все в порядке с головой, понимаешь? Это все, что я могу тебе сказать. Не буду вдаваться в подробности. Но если он начнет зарабатывать деньги, то найдет какой-нибудь сумасшедший способ потратить их. У меня есть только один шанс увидеть уютный домик изнутри: наняться туда уборщицей, — сказала она, криво усмехнувшись. — Кстати, Янне, тебе уборщица не нужна на пару часов в неделю?

Не знаю, за что она делает мне так больно. Я ведь никогда не обходился с ней как с нищей прислугой. С Зорро она, по крайней мере, кокетничала, а я для нее всего лишь избалованный щенок. И с этим ничего не поделаешь.

— Я отвезу тебя домой, — сказал я.

И мы поехали.

Затем я вернулся в ресторан. После четырех бокалов виски я снял какую-то девушку, которая работала в сервисе по уборке квартир. Но это не помогло.

Почему ты такая грустная, мама? Мы опять что-нибудь натворили? Я же не виновата, что Габби написала в кровать! Я даже не видела, а она ничего не сказала, а когда я почувствовала, что мокро, то решила, что это кока-кола! Мама, проснись! Билли голодный! Билли, ты ведь голодный? Я тоже есть хочу, мама! Проснииись!!! Эта Сигрид весь вечер болтала по телефону, я думала, она говорит с папой, а Майя — та, у которой вся голова в маленьких косичках, — она очень добрая. Она мне тоже косички сделала, видишь? Ты видишь, мама? Проснись же скорей! А жемчужин у нас не было. Она сказала, что их можно купить. Я попросила папу купить жемчужин. Что-что? Я же сказала, что звонил папа! Ну почему ты такая грустная! Папа звонил, пока тебя не было, как раз перед тем, как пришла тетя Йенни. А эта Сигрид все болтала по телефону, но я не знаю, с папой она говорила или нет, потому что она называла его Ахмедом. Почему она зовет нашего папу Ахмедом? Говорю же, это был папа, он потом еще раз звонил, я с ним разговаривала, он сказал: «Малышка, я скоро вернусь, и тогда мы устроим праздник». Я спросила его про жемчужины, а он сказал: «Вот так раз, я только что переплыл семь морей и набрал жемчужин, у меня их полная корзина!» Я говорю: «Целая корзина, прямо как у нашего мороженщика!» А папа стал расспрашивать, что за мороженщик, и я ему все рассказала. Ой! Ты чего щиплешься?! А что такого? Я просто сказала, что это дядя, который приходит к нам и приносит еду в большущих корзинах, что он один раз оставался у нас на ночь и я ужасно перепугалась, потому что решила, что это папа! Тогда папа захотел поговорить с тобой, а ты как раз ушла с мороженщиком! А потом пришла тетя Йенни, папа и с ней поговорить захотел, но она с ним очень быстро попрощалась, взяла Габби и Калле и повела их домой, хотя они уже почти спали, и тетя Йенни тоже была очень грустная! Правда, не такая, как ты! Когда ты снова развеселишься? Мы такие голодные! Просто помираем от голода! У нас не найдется какао?

У меня было ощущение, что я оскверняю любимый сюжет сказок и мыльных сериалов. Не бывает такого, чтобы прекрасный молодой принц получил от ворот поворот из уст потрепанной старой нищенки с двумя детьми!

Но после того вечера в кабаке, когда Янне дал понять, что привязался ко мне больше, чем нам бы того хотелось, я решила говорить с ним начистоту. Я поняла, что в его волосатой груди бьется сердце романтика — он и сам себе удивлялся — и это сердце ранить мне не хотелось. Мне он очень, очень нравится.

Оставлять его на ночь я больше не могу, как бы одиноко мне не было временами в моей двуспальной кровати. И не только из-за детей, которые по утрам просовывают свои вспотевшие головенки ко мне в комнату, пока не разбудят меня окончательно. Я не хочу давать Янне повод надеяться. Откуда только взялась эта дурацкая мысль, будто женщины заводят себе любовника только для того, чтобы кто-то был с ними в постели, будто им всегда нужны близкие отношения! Тогда как мужчинам нужна one night stand…[19]

По-моему, сегодня все происходит наоборот. Сейчас полно девушек, которые разъезжают по барам на стильных авто, не имея ни малейшего желания пускать мужчину в свою жизнь и в свой холодильник. Опыт научил их, что некоторые мужчины норовят упасть на диван в ожидании, когда им приготовят кофе…

Осенью мы с Янне часто беседовали об этом во время наших долгих телефонных бесед, обычно это происходило поздним вечером, когда дети спали. Так приятно было поговорить со взрослым человеком, ведь, как правило, по вечерам это удовольствие мне практически недоступно. Иногда мне становилось так одиноко, когда дети ложились спать, что я звонила в SAS или в железнодорожные кассы, чтобы оставить запрос и потом услышать эхо долгожданного звонка и короткую просьбу: «Представьтесь, пожалуйста! Мы так рады, что вы позвонили!»