Под откос - Дмитрий Грунюшкин

Только тут та часть мозга, что отвечала за анализ, смогла догнать рефлексы. Стоять! Чтобы быть полезным, а не нарваться тупо на пулю – возможно, даже свою – надо оценить ситуацию. Быстро, бегло – но оценить. Эти секунды спасли его.

Леха прислушался, и теперь волосы встали дыбом не только на его руках. Даже загривок, казалось, ощетинился. Из-за двери доносились крики, выстрелы. Отрывисто и остервенело лаяли грубые мужские голоса, отдавая команды, испуганно кричали женщины. Но, главное – выстрелы. Привычный слух со всей отчетливостью говорил, что стреляли несколько стволов и на разном удалении. Леха отпустил дверную ручку, и отшагнул назад.

Это не менты! Они сами попали в засаду!

«– Никифор, подъем! Роту в ружье! С блок-поста архангелов радиограмма – сибиряки в засаду попали. Их сейчас со всех стволов молотят! Армейцы молчат. Бегом на броню! Если не успеем – их всех там перебьют!»

Несколько долгих секунд Алексей колебался. Все его существо заставляло ворваться туда, где беда – в этом он не сомневался – и вступить в бой. Разум охолаживал. Что толку сдохнуть героем, ничего не сумев поправить? Аника-воин, блин! В тапочках, без оружия. Даже палки какой-никакой нет. Что он сделает с голыми руками против нескольких стволов? Ладно, если сам глупо помрет – так ведь из-за таких «подвигов» совершенно невинные люди под огонь попадут!

Спец из антитеррористического центра ФСБ, который читал им лекции и проводил практические занятия, не раз заострял на этом внимание ОМОНовцев. Не пытаться геройствовать в одиночку! Сила любого спецназа, в том числе и милицейского, в команде! В поддержке государственной машины!

Любые бандиты и террористы потому и обречены на поражение, что против них играет титан под названием Государство, который не постоит ни за средствами, ни за жертвами, в конце концов. Это в кино один спецназовец решает судьбы войн. На деле их задача поточнее навести вертолеты и артиллерию. Залог победы не в индивидуальном мастерстве, а в умении создать такой перевес сил, что сопротивление становится бессмысленным и безнадежным. Нечестно? Зато эффективно. Рыцарские поединки давно не в моде, сейчас всех интересует результат.

А потому задача заложника, даже всего такого из себя крутого, не перебить врага голыми руками, а сидеть тихонько и ждать, когда за дело возьмется команда профессионалов.

Так что же теперь? Тихонечко сдаться? Все внутри протестовало против такого решения. Но и для того, чтобы дать бой, надо хоть как-то к нему подготовиться. Вооружиться как-то!

И НЕ ПУСТИТЬ ОПАСНОСТЬ ТУДА, ГДЕ ОЛЬГА И ДЕТИ!

Эта мысль обожгла Леху. Если не перекрыть путь угрозе, она мгновенно расползется по всему поезду!

Он попятился, вернулся на межвагонную площадку, и как можно аккуратнее прикрыл за собой тяжелую дверь. Теперь в тамбур плацкартного вагона…

Бах! Бах!

От звуков из плацкарта у Лехи захолонуло сердце. Там тоже стреляли.

На миг Никифоров растерялся. Он впервые оказался в такой ситуации, когда был полностью бессилен что-либо изменить.

Что-то подсказывало, что двумя соседними вагонами дело не ограничивается. Похоже, все куда как серьезней. И отсидеться на площадке не выйдет, обнаружить его – вопрос времени, причем – короткого.

А вот и время настало! Через окошко он увидел, как распахнулась дверь в его вагон, и в проеме показался молодой парень с тонкими усиками. Кажется, его кто-то окликнул, потому что парень остановился, и обернулся назад, видимо, выслушивая какие-то указания.

Сейчас он двинется дальше, и неминуемо наткнется на Леху.

Что делать? Потихоньку, пока он не видит, выбраться в тамбур? А толку?

Леха присел на пол, и сжался в комочек. Между вагонами было темно, и со света парень будет полуслепым. Вот только тельняшка светилась своими полосками, как сигнальный фонарь. Леха стянул ее через голову, и затолкал вниз, под ребристые железные языки площадки.

Все тело напружинилось перед схваткой, мышцы на ногах натянулись резиновыми лентами в готовности стремительно бросить тело вперед. В полумраке Леха видел, как начала поворачиваться вниз дверная ручка. Он прищурился, чтобы свет лампы в тамбуре не ослепил его. Дверь открылась, парень шагнул на площадку, не видя притаившегося там человека. По привычке обернулся, захлопнул дверь за собой…

Никифоров распрямился мгновенно, как выкидной нож. Удар тяжелого кулака в челюсть наложился на массу тела. Такой удар запросто мог оторвать голову. Ноги парня даже оторвались от земли, и он, с глухим стуком врезавшись головой в переборку, ватной куклой свалился на пол. Из его руки выпал какой-то предмет, звякнул по железу, и отскочил в сторону, провалившись куда-то вниз, туда, где грохотали колеса и лязгала автосцепка.

«Пистолет!» – мелькнула мысль. Леха бросился за предметом, но в темноте на ощупь под дергающейся площадкой найти его не было шансов. Вполне возможно, что столь необходимое сейчас оружие уже в сотнях метров позади, валяется на шпалах – щелей тут предостаточно.

Нельзя было терять ни секунды. В то короткое время, что парень стоял в проеме двери, Алексей увидел достаточно. Случилось то, чего он больше всего боялся. Высокий мужчина с бородой, который давеча так не понравился Никифорову, держал в руках небольшой пистолет-пулемет, в народе называемый автоматом. То ли «Кедр», то ли «Кипарис» – Леха не разглядел. А в коридоре на корточках, в затылок друг другу и с руками на голове, сидели пассажиры. Так рассаживают людей, когда собираются их под конвоем перегонять в другое место.

Куда? Да понятно куда – в плацкартный вагон или вагон-ресторан. В купейном контролировать большое количество заложников трудно, а там все на виду будут.

Что это означало? Две вещи. Во-первых, дело очень серьезно и, похоже, захвачен весь поезд, либо его большая часть. И второе. Сейчас их погонят прямо на него. И спрятаться негде.

Леха наклонился над телом, быстро ощупал его – на обстоятельный обыск не было времени. Ничего полезного. Ни документов, ни оружия. Парень застонал. «Живучий, черт». Голова парня лежала так соблазнительно – свесившись затылком вниз с задранным вверх подбородком. Один удар – и противником меньше. Леха поднял ногу, чтобы коротким толчком сломать террористу – в этом уже не было сомнений – шею.

И не смог. Ему доводилось убивать. И он не испытывал после этого каких-то терзаний и угрызений совести, как некоторые впечатлительные натуры, что после этого сутками блевали и неделями не могли спать. В тебя стреляют, ты стреляешь – обычное дело. Либо ты стреляешь раньше, чтобы не стреляли в тебя. Тоже ничего особенного, солдатская рутина, трудовые будни.

Но не так! Хладнокровно прикончить беспомощного и невооруженного врага оказалось выше его сил.

Никифоров плюнул в сердцах, и просто пнул поверженного по ребрам. Тот не отреагировал. Значит, в хорошей отключке. Хорошо бы, если бы он вообще вышел из строя.

Но рассусоливать было некогда. Что дальше? Выскочить в тамбур и через боковую дверь попытаться выбраться наружу? Поздно. Враги могут появиться в любую секунду.