Любимая игрушка Создателя - Инна Бачинская

Он взглянул на Андрея выцветшими старыми глазами, в которых вдруг промелькнуло что-то… воспоминание, догадка… И тут же отвернулся, чтобы скрыть замешательство, остро желая только одного – чтобы нежеланный гость поскорее убрался восвояси. Он возился с дверными запорами, торчали тощие лопатки под линялой рубахой, напрягалась коричневая жилистая шея. Андрей протянул руку к шее старика, сжал пальцы…

Сторож… Конечно! Он помнил его! Здоровенный, тяжелый мужик, звероватый взгляд исподлобья. Ему, Андрею, нравилось дразнить его. Он его нисколько не боялся. Наоборот, он испытывал азарт и гордость, чувствуя страх этого человека. Страх и ненависть, которые словно подстегивали его. Он жадно вглядывался в его лицо, ловил взгляд, который тот вечно отводил в сторону…

Режимный объект? Конечно! Вот вам и точка пересечения с генералом Колобовым. Вот и раскрылась тайна. Вернее, приоткрылась. Как сказал Сторож – по объездной на север, сорок второй километр, сразу за мостом, а потом в глубь леса…

Кем был тогда генерал – ясно. А кем был он, Андрей? И остальные? Братья и сестра? Четверо выродков, которые влазили в душу… «Звери!» – сказал Сторож. Бездушные звери, на которых ставили опыты, которых опутывали проводами… Дети с паранормальными свойствами? Ясновидящие? Выродки… «Нелюдь!» – сказал Сторож, который до сих пор, почти через тридцать лет, испытывает страх и беспокойство, вспоминая…

Что же это было, раздумывал он. Генетически модифицированные дети? ГМ-выродки? Разработка оптимальной модели homo sapiens? По образу и подобию? Что-то ему попадалось уже, не то фильм, не то книга о подпольном комбинате гениев, где по заказу «плохих парней» в человеческий эмбрион пересаживали гены «гениальности». Он и не помнит, чем там дело кончилось. Кажется, «плохие парни» с помощью этих «гибридных» гениев пытались завоевать мир…

А где остальные? Я их не различал, сказал Сторож. Они же все были одинаковые. Один из мальцов помер, сказал Сторож. Сердце не выдержало. Учитель аж черный ходил, он с ними все время возился. Любил их. Потом и Главный ушел следом, тоже сердце. Переживал сильно…

Остальные! Есть и остальные. Собрались в нужное время в нужном месте. Один уже здесь. Другой на подходе, явится за своей долей завтра. Старик, видимо, принял его, Андрея, за другого, потому и дверь открыл, и о газете спрашивал. Неудивительно, они же все одинаковые – Сторож не умел различить их тогда, не сумел и сейчас. Он, Андрей, успел раньше… того. Судьбе было угодно, чтобы они вышли на Сторожа почти одновременно. Зачем? Время пришло? Каким образом узнал о Стороже тот, другой? Или протянута между ними незримая кровная ниточка? Брат!

Где брат твой, Каин?

Сторож никому больше ничего не расскажет, подумал он, угрюмо усмехнувшись. Никому и никогда. Держатель тайны передал свою тайну следующему посвященному. Исполнил предназначение и ушел…

Он не вернулся в гостиницу. Бродил по ночному городу до утра, пытаясь представить себе того, другого. Брата. Он пробовал на вкус незнакомое слово, прислушиваясь к ощущениям. Готовился к встрече, полный нетерпения и азарта. Пытался вспомнить хоть что-то из детства, теперь, когда он узнал… Но все было напрасно. Вспышки не было, и картинка так и не появилась.

Брат…

…Андрей Липатов видел, как тот выскочил из подъезда. Упал на мокрую скамейку неподалеку от той, где сидел он сам. Теперь ему предстоит решить сложную задачу, подумал он с тайным смешком: смерть старика – случайность или… нет. С чувством, похожим на злорадство, Андрей наблюдал за человеком на соседней скамейке. Вот и встретились, бились внутри мелкие злобные пульсы. Вот и встретились. Кажется, ты не рад, братишка! Похоже, ты испугался, глупыш. Страх – это хорошо. Страх парализует. Страх лишает способности соображать и сопротивляться. Страх – это послушание. Ничего, дружок, мы еще подружимся. Только нужно помнить, кто в команде за старшего.

Со свиданьицем, братишка!

Из города они уехали на одном поезде.

Юлий Величко пришел в себя от боли. Его хлестали по щекам наотмашь. Он слышал звонкие удары, от которых его голова болталась по подушке, и тонкий скулящий плач. Он раскрыл глаза и ничего не увидел. Вокруг был серый туман, из которого выныривали какие-то странные предметы, напоминающие обломки мебели. Богатая старинная рама с картиной черного цвета наехала на синюю с золотом китайскую вазу, ваза бесшумно взорвалась, сверкающие осколки, заключенные в раму, понеслись в сторону светлого прямоугольника окна и там провалились куда-то. Он снова закрыл глаза – от кружения предметов его затошнило. Чувство тошноты не проходило, наоборот, становилось сильнее – мерзкий живой горячий шар бился в горле, стремясь наружу. Юлий едва успел повернуться на бок, как шар с ревом выскочил из глотки и обрушился на пол. Он ощутил боль в горле и резь в глазах. Закашлялся надсадно.

– Слава богу! – произнес кто-то рядом, и столько страсти было в этих словах, что Юлий снова открыл глаза. Марго, бледная, с синими полукружьями под безумными глазами, пристально смотрела на него. – Я думала, ты помер!

– Так я живой? – спросил он сипло, преодолевая боль в саднящем горле. Он попытался привстать на локте. Марго обхватила его за плечи, помогая. – Это все я? – спросил он, рассматривая испоганенную постель. – И давно ты меня?..

– Около двух часов, – ответила она. – Зачем ты? Что случилось?

Он пожал плечами:

– Можно воды?

Она протянула ему литровую банку. Вода имела странный солоноватый привкус. Он взглянул вопросительно.

– Это сода, – ответила Марго. – Пей.

Он зажмурился от отвращения и стал пить мелкими глотками. Он не успел допить до дна, как его снова вырвало. Марго едва успела отскочить. На полу были набросаны мокрые тряпки и стояли тазы.

– Открой окно, – попросил он. – Тут же задохнуться можно, – попытался пошутить.

Она рванула оконную раму. Холодный сладкий весенний воздух ворвался в спальню. Взметнулась пузырем тяжелая гардина, сухо заскребла по паркету. Юлий потянул Марго за рукав халата, заставил присесть рядом. И спросил:

– Зачем тебе это нужно? – Кивнул на грязный пол, мокрые тряпки, тазы, изгаженное роскошное покрывало.

Она пожала плечами и не ответила.

– Грехи отмаливаешь? – догадался он. – Много, видать…

– У каждого свой крест, – пробормотала Марго, не глядя на него.

– Тяжелый!

– Твой не легче, – ответила она угрюмо. – Сможешь встать? Надо бы в ванную…

– Погоди, – остановил он ее. – Ты не ответила! Зачем ты меня вытащила?

Она сидела на краю кровати, сгорбившись, уперев взгляд в пол. Потухшие глаза, бледные бескровные губы. Влажные волосы змеями по плечам. Вдруг взяла его руку, положила себе на живот. Взглянула в глаза и вытолкнула из себя хрипло: