Мой галантный враг - Рексанна Бекнел

— Скажи мне, почему ты так упорно стремишься ослушаться своего отца.

Лиллиана взглянула на него с изумлением, которое быстро переросло в гнев:

— Неужели вы такой глупец, что до сих пор не знаете ответа? Вы — из Колчестера, я — из Оррика. Ваша семья вела против нас войну целых пять лет. И вы убили Джарвиса. По-моему, все настолько просто, что даже вы могли бы это понять.

— Такова твоя точка зрения. Лорд Бартон не считает ее достаточным основанием для отказа. И я тоже.

— Значит, оба вы глупцы! — резанула она.

— Ах, — протянул он, поднимаясь на ноги, — теперь я понимаю, почему ты так долго оставалась незамужней. При всей твоей красоте, при всем твоем наследстве — ты невозможно сварлива.

Лиллиана еще попятилась, стараясь держаться так, чтобы стол оставался между ними.

— Тогда, возможно, вам следовало бы взять пример с тех, кто получше вас, и поискать жену где-нибудь в другом месте.

— С тех, кто получше меня? — он засмеялся. — Скорее всего, это были просто мальчишки. Сейчас, Лилли, ты имеешь дело с мужчиной. И мне нужна ты.

Его голос звучал негромко и хрипло, а глаза потемнели так, что ей снова стало холодно, хотя в хижине было жарко натоплено.

— Вам нужен Оррик, а не я, — возразила она куда менее уверенно. — Наверняка существуют поместья побогаче, которые подошли бы вам больше.

— Таких поместий не существует, — возразил он угрюмо. — Ни тебе, ни… кому-либо другому не удастся помешать мне выполнить мою задачу.

— Вашу задачу? Вы устраиваете надругательство над священным таинством брака и называете это своей задачей? — возмутилась Лиллиана. — Если это для вас такая неприятная перспектива, вам надо сделать все возможное, чтобы найти другую, более заманчивую.

— Ты не поняла меня, прекрасная Лилли. Привести тебя на брачное ложе — это вовсе не задача, а наслаждение, которое я предвкушаю с искренним нетерпением.

Увидев ее ошеломленное лицо, он усмехнулся и наклонился к ней через стол:

— Хочешь, я сейчас покажу тебе, какие радости сулит тебе наш брачный союз?

— Вы сумасшедший! — закричала Лиллиана; его глаза горели таким неистовым желанием, что она отшатнулась.

— Возможно, и сумасшедший, но не в том смысле, какой ты имеешь в виду. Нет, — он выпрямился. — Это вообще не сумасшествие, а, в сущности, единственный способ отбить у тебя охоту еще куда-нибудь удрать.

С этими словами Корбетт взялся за стол, который она старательно удерживала между ними, и с легкостью оттолкнул его к стене.

Оставшись без защитного барьера, Лиллиана пришла в ужас.

— То, что вы задумали, — насилие! Если вы осмелитесь на это, отец ни за что не разрешит вам жениться на мне!

— Мне всегда как-то удавалось обходиться без насилия, моя прелестная служаночка. Что же касается лорда Бартона, так он вряд ли пожелает, чтобы его внук родился, не имея права унаследовать имя своего отца. И в любом случае с твоей стороны было бы неразумно добиваться ссоры между мной и твоим отцом. У тебя есть какие-то сомнения в том, кто выйдет победителем, если он и я будем вынуждены встретиться в поединке?

Лиллиана не могла больше это слушать. Она кинулась к двери, отчаянно желая только одного: вырваться от него прочь. В каждом его слове была правда. Ненавистная правда — но правда.

Она ухватилась обеими руками за сундук и изо всей силы рванула его, чтобы отодвинуть от двери, — и тут Корбетт обхватил ее за талию, так что руки девушки оказались плотно прижаты к ее собственным бокам, а спина — к груди Корбетта. Она извивалась, пытаясь вырваться; она колотила его пятками по ногам, но он не выпускал ее до тех пор, пока она не обессилела от сжигавшей ее ярости.

— Эй, не дерись так со мной, — прошептал он. — Это не так неприятно, как ты думаешь.

От его жаркого дыхания неожиданная горячая волна словно прокатилась по всему ее телу. Чем более неистово вырывалась из этих непочтительных объятий, тем более ясно ощущала его мужские контуры, и когда он перехватил ее поудобнее, ее гибкое тело, казалось, слишком уступчиво приняло именно такое положение, как хотелось ему.

Потом она почувствовала в копне своих волос его губы — они искали и находили ее шею… ухо… плечо…

— Отпустите меня! — закричала она, задрожав.

— Никогда, — шепнул он.

Он с легкостью повернул ее лицом к себе и снова притянул так близко, что она задохнулась.

— Ненавижу вас! — бормотала Лиллиана, упрямо избегая его ищущих губ. — Ненавижу и всегда буду ненавидеть!

— Посмотрим.

Одной рукой Корбетт запрокинул назад голову Лиллианы — и встретил ее враждебный, непримиримый взгляд.

— Жалко, что ты не осталась застенчивой и робкой худышкой, — пробормотал он чуть слышно, потом стиснул зубы и совершенно неожиданно отвернулся.

Лиллиана едва устояла на ногах, когда он выпустил ее. Она почти лишилась сил и вконец растерялась; ей не нравились странные чувства, которые он в ней разбередил. Она подняла руку к пылающим щекам и в этот момент увидела, что сэр Корбетт направляется в дальний угол комнаты. Он набрал целую охапку овечьих шкур из аккуратно сложенной кипы и разложил их перед очагом. Потом добавил еще, так что получилось какое-то подобие ложа. Только доведя это дело до конца, он взглянул на нее.

— Сними рубашку и иди сюда, — приказал он, а сам тем временем стянул свой подкольчужник и разложил его поверх табурета.

Лиллиана стояла, оцепенев, там, где он ее оставил. Больше всего поражал ее тот постыдный отклик, который возбуждал в ней этот человек. Она ненавидела его как любого из семьи Колчестеров. И все-таки в его объятиях она становилась податливой. Неужели в ней есть что-то от распутной женщины? И, самое ужасное, куда это может ее завести?

Когда стало ясно, что она не собирается повиноваться, он двинулся к ней.

— Между мужем и женой для стыда нет места.

— Но я не ваша жена, — прошептала она.

— После этой ночи ты ею станешь, — твердо заявил он, поднимая у нее с плеч тяжелые каштановые пряди.

Лиллиана не пыталась бежать, но она содрогнулась, когда к ней приблизилась его рука. Заметив это, он помрачнел. Потом, медленно и расчетливо, не позволяя ей ни отдалиться, ни отвернуться, он склонился к ней. Он долго всматривался в самую глубину ее глаз — и наконец не выдержав этого взгляда, Лиллиана закрыла глаза. Когда его губы настигли ее, это был поцелуй полного обладания. Она и хотела бы сопротивляться, но об этом даже мечтать не приходилось. Губы Корбетта распоряжались ее губами так властно и уверенно, что у нее перехватило дыхание. Казалось, что он обволакивает ее — и своим телом, и самой своей волей. Он был непоколебим, как скала, его руки сжимали ее, словно стальные обручи; и он не собирался ослаблять свою хватку.