Последняя игра - Дэвид Эддингс

И вот над большим белым валуном, находившимся приблизительнов двадцати ярдах от обоих колдунов, в воздухе началось какое-то слабоемерцание, нечто вроде волн горячего воздуха, поднимающегося от краснойчерепичной крыши в жаркий день. Это привлекло внимание Гариона, который с удивлениемуставился на странное явление. Пока он разглядывал его, мерцание стало болееотчетливым, и казалось, что в него вливаются разорванные кусочки радуги,которые мерцали, перемешивались, взвивались вверх, подобно колеблющимся языкампламени, поднимавшимся от невидимого огня. И пока Гарион взволнованно наблюдалэто явление, справа появилось еще одно мерцание, льющееся из высокой травы. Онотоже начало вбирать в себя цвет. Глядя то на одно, то на другое, Гарионзаметил, или вообразил, что заметил, как в центре сначала одного, а затемвторого мерцания стали возникать какие то призрачные контуры. Вначале онирасплывались, изменялись, вбирая цвета из мерцавшего вокруг них воздуха. Затем,казалось, эти призрачные контуры, достигнув определенной точки, вспыхнули, иобразовались две огромные ужасные фигуры. Обратившись друг к другу, они рычалии брызгали слюной с невероятной ненавистью. Каждая была высотой с дом,широкоплечая, а кожа их отливала разными оттенками, сменявшими друг другаподобно волнам.

У фигуры, стоявшей в траве, имелся третий глаз, злобноглядевший между двумя другими, а ее огромные руки заканчивались кистями с семьюрастопыренными когтями, жадно тянувшимися вперед. Выступающая вперед пасть былашироко разинута и усеяна рядами жутких, острых, как иглы, зубов. Из пасти нессягромоподобный, полный ненависти голодный вой.

У валуна высилась другая фигура. В верхней части ее торса,под непомерно широкими плечами, гроздьями свисали длинные, покрытые чешуейруки, извивавшиеся, подобно змеям, во всех направлениях. Каждая руказаканчивалась широко растопыренной кистью со многими когтями. Из-под тяжелыхбровей безумно взирали два глаза, расположенных друг над другом, а пасть,подобно пасти другой фигуры, ощерилась целым лесом зубов. Эта отвратительнаяморда то поднималась, то опускалась, а из пасти извергалась пена.

Но даже когда эти два чудовища взирали друг на друга,создавалось впечатление, что монстров захлестнула некая мучительная борьба: покоже пробегала дрожь, а на груди и боках перекатывались огромные бугры. УГариона возникло странное ощущение, будто внутри этих призраков заключаетсячто-то еще – нечто совершенно другое и даже худшее. Рыча, оба демонасближались, но, несмотря на явное стремление к битве, казалось, их что тозаставляет, принуждает драться. В них чувствовалось страшное внутреннеесопротивление, чудовищные лики конвульсивно подергивались, и каждый из демоновсначала рычал в сторону своего противника, а потом в сторону колдуна, которыйим повелевал. Это сопротивление, как показалось Гариону, проистекает изчего-то, коренящегося глубоко в природе каждого демона. Они ненавидели своюрабскую зависимость, то, что их принуждают подчиняться чьим-то приказам. Цепиколдовства и заклинаний, которыми их опутали Белгарат и колдун с седыми косами,причиняли им невыносимые страдания, от которых они рыдали, и эти рыданиясмешивались с ревом и рычанием.

Белгарат покрылся потом, который струился по его покрытомутемными пятнами лицу. Заклинания, которые удерживали демона Агринджу всозданном Белгаратом образе, непрерывным потоком лились с языка чародея.Малейшая запинка в словах заклинания или искажение образа, созданное чародеем вуме, уничтожили бы власть над чудовищем, которое он же сам и вызвал, и онообрушится на него. Корчась так, как будто кто-то пытался разорвать их изнутри,Агринджа и Хорджа, сцепившись, царапались и кусались, вырывая своими ужаснымипастями из тела друг друга куски покрытого чешуей мяса. И от этой битвы дрожалаземля.

Слишком ошеломленный, чтобы испытывать страх, Гарионсозерцал эту жестокую схватку, и тут он заметил характерное различие междудвумя демонами. Агринджа истекал кровью от ран – странной кровью, такойтемно-красной, что она казалась почти черной. А из Хорджи кровь не текла.Куски, вырванные из его рук и плеч, были похожи на обломки дерева. Колдун сседыми косами тоже увидел это различие, и в глазах его вдруг отразился испуг.Голос колдуна стал пронзительно резким, он отчаянно творил заклинания, пытаясьудержать контроль над демоном.

Перекатывающиеся под кожей Хорджи бугры стали крупнее.Огромный демон вырвался от Агринджи и замер – грудь его ходила ходуном, глазагорели отчаянной, ужасной надеждой.

Колдун с седыми косами теперь уже вопил. Заклинаниябеспорядочно срывались с его губ, неуверенно, будто что то преодолевая. И тогданепроизнесенная тирада замерла у него на языке. Он отчаянно пытался произнестиее, но опять запнулся.

С торжествующим криком демон Хорджа выпрямился и, казалось,взорвался.

Куски и обрывки чешуйчатой шкуры разлетелись во все стороны,и демон отряхнулся от чар, которые связывали его. Теперь у него были только дверуки и почти человеческое лицо, увенчанное парой изгибающихся остроконечныхрогов. Ноги его заканчивались копытами, а с сероватой кожи каплями стекаласлизь. Он медленно повернулся, и его горящие глаза уставились на бормотавшегочто-то колдуна с седыми косами.

– Хорджа! – взвизгнул седой мориндим. – Яприказываю тебе… – Слова застряли у него в горле, когда он в ужасе увидел, чтодемон внезапно вышел из-под его власти. – Хорджа! Я твой хозяин!

Но огромные копыта демона уже подминали траву, и он шаг зашагом приближался к своему бывшему хозяину.

В безумной панике седой мориндим отступил, бессознательносделав роковой шаг, выйдя из-под защиты круга и звезды, нарисованных на земле.

Тогда Хорджа улыбнулся холодной улыбкой, наклонился исхватил визжащего колдуна за локти, не обращая внимания на удары увенчанногочерепом жезла, сыпавшиеся на его голову и плечи. Затем чудовище выпрямилось и,подняв сопротивляющегося человека за ноги, подвесило его в воздухе внизголовой.

Огромные плечи напряглись, и со злобным, плотоядным взглядомдемон нарочито медленно разорвал колдуна.

Мориндимы пустились в бегство.

Огромный демон пренебрежительно бросил им вслед куски своегобывшего хозяина, затем с диким охотничьим воплем бросился в погоню за ними.

Трехглазый Агринджа все еще стоял, полусогнувшись, почти сбезразличием созерцая уничтожение седого мориндима. Когда все было кончено, онповернулся и обратил горящий ненавистью взор на Белгарата.

Исходивший потом старый чародей поднял перед ним жезл счерепом, причем лицо его приняло крайне сосредоточенное выражение. Внутренняяборьба с новой силой разгорелась в чудовище, но воля Белгарата постепенноподчинила его себе.

Агринджа завыл от отчаяния, царапая когтями воздух, затемстрашные руки упали, и голова чудовища склонилась в знак признания своегопоражения.