Любовь пиратки Карибского моря - Ирина Измайлова

«Может, индеец просто наврал? — с досадой подумал Робертс. — Попал в ловушку и постыдился сказать, что сунул руку в ракушку из чистого любопытства. Но какова штуковина! Если такая сдавит руку, то и в самом деле пропадешь — с ней не вынырнешь. Сколько она весит-то?»[23]

Подплыв ближе, Бартоломью ткнул во внутренность раковины палкой. Та и не подумала закрываться. И тогда ныряльщик увидел, что в основании створок ткани моллюска явно надрезаны чем-то острым — из надрезов сочилась маслянистая жидкость.

«Что же это? — удивленно подумал Бартоломью. — Выходит, Котище сам вырвался из плена, сам надрезал раковине ее мускулы, чтоб она его выпустила? Но не мог же он этого забыть? Или рассказал мне сказку про русалку, чтобы я не стыдил его за трусость? Вон с какой перекошенной рожей он вылезал из воды!»

Объяснение казалось вполне подходящим. Робертс вынырнул и вновь выбрался на островок.

— Ну, так что же? — спросил он у сидевшего с самым мрачным видом индейца. — Поплывем назад, на «Виолетту»?

— Нет! — почти сердито воскликнул Камышовый Кот. — Нельзя плыть. Морской скво может убивать нас.

— На кой ей это? Послушай, Котя, так нельзя. Если мы останемся здесь, ребята нас раньше вечера не хватятся. Да и я провалюсь со стыда, если моя команда проведает, что ее капитан испугался какой-то там трехсисечной русалки! Кстати, ты ошибся, никакой большой жемчужины в той большой раковине нет.

— Она там быть, — упрямо сказал индеец. — Это та скво взять ее.

— Чудесно. В таком случае она удовлетворилась и мирно поплыла в свой морской дворец. А нам пора бы на корабль. Жемчуг здесь есть, значит…

Капитан не договорил. Он увидел, как глаза индейца вновь расширились, став почти круглыми, как ни были до того узки. Смуглое лицо посерело от страха. Камышовый Кот привстал, судорожно вытянув руку в направлении моря.

Робертс обернулся и тогда тоже увидел… Из воды, футах в тридцати от берега, показалась и приподнялась человеческая голова. Мелькнуло улыбающееся женское личико, и звонкий голос прокричал на чистейшем английском:

— Эй, на острове! Возьмите! Это ваше!

Мелькнула гибкая рука, что-то пронеслось в воздухе, и на песок между капитаном и индейцем упал небольшой светлый предмет. После чего голова скрылась в волнах и более не появлялась, сколько Бартоломью ни смотрел.

— Чем же она дышит? — произнес он, совершенно переставая верить себе, но, кажется, начиная верить индейцу. — Чем она дышит, чтоб у меня щупальца на лбу выросли!

Поняв, что непонятное существо не собирается вновь показываться из воды, Робертс поднял с песка то, что было сию минуту выброшено из воды и оказалось огромной, идеально круглой и идеально белой жемчужиной. За такую где-нибудь на Ямайке могли бы дать несколько тысяч фунтов, да и здесь заплатили бы немало, а уж в Старом Свете это сокровище можно было бы выставить на самом богатом аукционе…

— Честная русалочка! — проговорил Бартоломью, стирая с лица то ли морскую воду, то ли внезапно выступивший пот. — Взяла камешек, но тут же и вернула — не я, мол, нашла… Но, дьявол разрежь меня на куски! Как же теперь быть?! Если я брошу Котика на этом островке, он к нашему возвращению, пожалуй что, спятит! И пусть у меня появятся жабры, если мне самому сильно хочется плыть…

Спустя полчаса Бартоломью Робертс все же убедил своего спутника в том, что русалки не могут выходить на сушу, а если и умеют, то по ночам, значит, куда безопаснее будет им обоим задолго до наступления ночи оказаться под надежной защитой высоких бортов «Виолетты», среди ее отважной команды. Однако плыть индеец все-таки отказался, и Робертс решил не рисковать. «Если беднягу посреди залива хватит судорога, мне будет не дотащить его до корабля!» — резонно решил капитан. Таким образом, он один отправился в обратный путь, а спустя почти три часа шлюпка с «Виолетты» добралась до маленького островка, на котором оставался в одиночестве Камышовый Кот. Каково же было удивление капитана, обнаружившего, что индеец, которого он думал застать в самом плачевном состоянии, мирно спит, свернувшись в скудной тени чахлых кустов!

— Хорошо, однако, быть дикарем! — проговорил Бартоломью, любуясь тем, как его матросы с бранью стараются растолкать индейца. — Когда происходит нечто, что вызывает у них крайнюю степень возбуждения, напряжения, страха, они попросту отключаются. Цивилизованному человеку, чтобы достичь такого эффекта, пришлось бы выпить пинту рома. А у этого парня все происходит само собой. Хотел бы, однако, я, не прикладываясь к рому, уяснить, что же с нами произошло?

Размышления ни к чему не привели, и на другое утро Робертс с частью своей команды отправился к островку за жемчугом, назначив Камышового Кота наблюдать за работами по очистке корабельного днища.

Нет, но как же это возможно, пробыть под водой пятнадцать минут! Я о таком и не слыхивал!

— А эта штука? Как можно из нее дышать?

— И ведь надо же было такое придумать!

— Капитан! Но как вы это сделали?

Леди Вероника от души потешалась, видя недоумение своей команды. Невозмутимость среди всех сохранял только Генри Бэкли, потому что он видел немудреное, но и впрямь удивительное приспособление, которое матросы «Черного алмаза» передавали из рук в руки.

— Сделано это очень просто! — проговорила леди Дредд. — Обыкновенный бычий пузырь, только большой и очень тщательно вычищенный и выделанный. К нему приделана короткая бамбуковая трубка. Главное — научиться вдыхать ртом, а выдыхать носом, в воду. Это когда-то придумал мой отец, и не ради забавы. Он мечтал научить матросов долгое время оставаться под водой, чтобы они могли незаметно подплывать к вражеским кораблям, проникать на них… Словом, изобретал приспособления для более успешного ведения войны.

— Ну и голова была у покойного адмирала! — воскликнул судовой лекарь Ник О’Коннол. — Это ж ведь надо было придумать — закачивать воздух в бычий пузырь и из него дышать!

— Ну, справедливости ради надо сказать, что он не совсем сам придумал это, — заметила Вероника. — Такое приспособление нарисовал и описал когда-то Леонардо да Винчи.

— Кто? — не понял Джулиан Рей, в свою очередь взявший в руки бычий пузырь с приделанной к нему трубкой и ремешками, позволявшими надевать его через плечи на грудь. — Какой такой Леонард?

— Леонардо. Жил такой человек в Италии. Художник, изобретатель, инженер. Он уж двести лет как умер, а многое из того, что придумал, так и не могут понять. У отца была книга его рисунков, так там — даже рисунок крыльев для человека.