Секрет Златовласки - Долли Нейл

– Конечно, вы имеете право на все. Я не захватил с собой тисков для пыток. Разве я когда-нибудь добивался ваших признаний силой, Ванесса?

– Вы делаете это постоянно! – взорвалась та.

– Украдкой – да, но не силой.

Ванесса с невероятной досадой взглянула на него, вынужденная признать, что он прав. Пока они сидели вместе над беспорядочными записями судьи, она рассказала ему о себе больше, чем хотела, поскольку только таким образом можно было прервать поток его пугающих откровений о себе самом.

Она не желала проявлять интерес к темным противоречиям его характера и, уж конечно, ничего не хотела знать о том, что он носит очки с двенадцати лет и что они запотели, когда он в 15 лет впервые по-настоящему целовался с девочкой… хотя потом обнаружила, что раздумывает над тем, что, видимо, поэтому он снял очки, когда целовался с ней!

Она не желала, чтобы ей становились известны все новые и новые подробности, трогающие ее сердце: что его детство прошло под гнетом родительских ожиданий – властного отца, с его непоколебимыми представлениями о превосходстве, воспитывавшего у сына желание стать совершенством, ни больше ни меньше, и матери, чьи ожидания не уступали отцовским. В семейном кругу Сэвиджей было не принято открыто проявлять свои чувства – следовало при любых обстоятельствах вести себя с достоинством. Заслужить любовь можно было лишь надлежащим поведением или выдающимися успехами в учебе.

Бенедикт хорошо усвоил уроки своего раннего детства. Внешне он казался идеальным сыном.

Подростком никогда не бунтовал, в школе и дома всегда вел себя так, как от него ожидали. Закончив университет, послушно пришел в архитектурную фирму отца и продолжал консервативные семейные традиции, рассматривая жилища, собственность и даже самих людей как выгодный источник вложений, а не привязанностей.

Однако в душе у него происходило совсем другое: его интеллектуальная пытливость и невероятные амбиции, которые неизменно поощрял в нем отец, постоянно приходили в столкновение с ограничениями, навязанными ему положением в фирме. С течением времени он понял, что требования отца удушающе сковывают его – вершиной профессиональной карьеры Бенедикта должна стать фирма, которую он наследовал после ухода отца в отставку, а затем продолжение династии Сэвиджей.

К двадцати восьми годам Бенедикт полностью осознал, что он не тот, кем хочет его видеть отец, и никогда таким не станет. Он желал большего, и на своих собственных условиях.

Разрыв произошел с присущим Сэвиджам достоинством во время натянутого спора, когда оба упрямо отказались от компромисса. Никаких эмоциональных вспышек, никто не выносил сор из избы, последовало лишь весьма умно составленное сообщение для печати, охладившее пыл у любителей посплетничать о семейных распрях. Время от времени Бенедикт продолжал бывать у родителей, хотя мать недвусмысленно дала ему понять, как глубоко она в нем разочарована и что он может не надеяться на ее сочувствие и одобрение, пока не преодолеет свой ребяческий порыв бунтарства против отца и не вернется в лоно семьи.

Бенедикт заметил, сделав кривую гримасу, что поскольку со стороны матери сочувствие никогда не было особенно теплым, он прекрасно обойдется и без него.

Но хотя теперь Ванесса лучше понимала его, ей не стало легче с ним общаться.

– Думаю, я уже надышалась свежим воздухом, – с отчаянием произнесла она и двинулась в обратный путь.

Как и следовало ожидать, Бенедикт, не отставая, последовал за ней, не отрывая от нее взгляда. Он не смотрел под ноги, споткнулся о попавший под его кожаную туфлю камень и оступился, угодив в небольшую лужицу морской воды и замочив отвороты черных брюк.

Когда он споткнулся, Ванесса инстинктивно протянула ему руку, но затем поспешно выхватила ее, а он тепло и благодарно улыбнулся.

– Спасибо, Несси.

– Зачем лезть на рожон и ходить по камням в таких туфлях? – ворчала она, ускоряя шаг, чтобы не поддаваться чарам этой ошеломляющей улыбки. – Теперь мне придется отправить эти брюки в химчистку. Почему вы не надели что-нибудь более практичное вроде джинсов?

– Я не знал, что мы будем делать, – спокойно ответил тот. – И потом, у меня нет джинсов.

Для человека ее поколения это показалось настолько невероятным, что она изумленно уставилась на него.

– А что же вы носите, когда отдыхаете? – Потом вспомнила, с кем разговаривает. – А, да, правильно, ведь у вас нет времени на отдых.

– До сего дня в этом не было необходимости, – заметил Бенедикт. – Может, вы, Ванесса, научите меня отдыхать.

Она пропустила это мимо ушей и демонстративно молчала, пока не подошла к машине. Здесь она остановилась и нахмурилась, увидев рядом с передним колесом показавшуюся ей знакомой плетеную корзину с крышкой.

– Откуда она взялась?

– Это Кейт прислала. Для пикника.

– Пикника?

– По словам Кейт, вы сказали ей, что собираетесь на пляж, и уехали прежде, чем она успела что-нибудь собрать вам на завтрак. Она говорит, в хорошую погоду, вы часто брали с собой на пляж сандвичи, но на этот раз были чем-то озабочены и просто забыли попросить ее об этом.

Ванесса проклинала свое непомерное чувство ответственности, заставлявшее ее каждый раз сообщать, куда она отлучается, чтобы можно было ее найти. Однако она поздравила себя с тем, что ощущение пустоты в желудке, возможно, вызвано не только тем, что Бенедикт выбивает ее из колеи.

– Я не голодна.

Он бросил на нее скептический взгляд.

– Ну, а я хочу есть, так что можете просто посидеть и посмотреть, как я ем, прежде чем мы поедем.

– Мы? – Внезапно она заметила, что на берегу стоит только ее машина. – А где ваш автомобиль?

– Меня подбросил один из штукатуров. Он живет в Тапу и поехал домой позавтракать.

– Считаете, все так и должно быть, не так ли?

– Не думаю, что вы настолько бессердечны, что уедете и бросите своего хозяина здесь одного.

Ванесса прищурилась.

– Это угроза?

– Опять вы со своей паранойей. Бога ради, Ванесса, что, по-вашему, я могу вам сделать на общественном пляже?

Он поднял корзину и направился к огромному изогнутому дереву погутукавы, чьи сучковатые ветви свисали над крутым травянистым склоном ниже поворота дороги. Мгновение спустя она неохотно последовала за ним.

Когда она, нарочито помедлив, подошла, Бенедикт уже расстелил одеяло поверх высокой, пружинистой травы.

– Надеюсь, вы не станете стоять у меня над душой, пока я ем. Сядьте. Научитесь отдыхать, Ванесса, – поддразнил он, присаживаясь на одеяло и скидывая куртку, прежде чем начать копаться в корзине.

Она села и тут же ощутила странное чувство отрезанности от мира. Под их тяжестью одеяло очень сильно примяло траву, так что ниже по склону и впереди им было видно только море. Они ощутили себя полностью отрезанными от остального пляжа и дороги наверху. Здесь, в защищенном от ветра месте, было так тепло, что Ванесса расстегнула молнию парки и сняла ее, расправив вязаный жакет из пушистой серой ангоры.