Песнь Валькирии - Марк Даниэль Лахлан

— Я хочу помочь моему народу.

— Ты поможешь. Тот, кто идет за тобой, проклят. Слышала ли ты, что такое Рагнарёк? Смерть богов?

— Да.

— Он и есть Рагнарёк. Последняя битва уже началась, но не окончилась, и ее попытаются разыграть здесь, на земле, через него. На востоке по его следу шла война, и теперь это же происходит на западе. Чтобы прекратить резню, тебе надо избавить свою землю от него.

— Ты сказала, что нам заплатят. Ты говорила, что нам дадут проход на юг, — вмешался Сеолуулф.

— Вы нужны мне еще некоторое время, — сказала Стилиана.

— Зачем? Я сделал то, о чем меня просили, и теперь хочу получить плату.

— Я, как и прежде, рассчитываю на ваши услуги. Мы идем в Йорк. Вы пойдете как мои рабы, ибо может статься, что мне понадобится, чтобы вы защищали меня, покуда я здесь.

— Это самоубийство, — возмущенно произнес Сеолуулф.

Исамар не был так смел, но пустая маска страха, которую он носил во время путешествия, теперь спала с него. Сейчас он излучал гораздо более человеческие страхи — разные, приглушенные и резкие. Он боялся Стилианы, боялся норвежцев, боялся Толы.

— Это может понадобиться мне от вас, — сказала Стилиана. — Но я обещаю вам достойную воина смерть и лучшее место на небесах.

— К черту все это, — ответил Сеолуулф. — Дай мне мои деньги! Сейчас!

— Иначе что? — по-английски спросил Раннвер. Он был не самым высоким из варягов, но на голову выше любого разбойника, и руки его были толщиной с их бедра.

— Ты, конечно, большой, но для меня это значит одно — в тебя легче попасть, — съязвил Сеолуулф.

Раннвер отсек ему голову. Движение было настолько быстрым, что никто не успел глазом моргнуть, как тело Сеолуулфа повалилось на землю, а голова покатилась прочь, словно репа, упавшая с телеги.

— Тогда попади, — сказал Раннвер трупу.

Тола даже не вздрогнула, а разбойники, набросившись на тело, стали стремительно сдирать с него одежду.

— Вы должны нам за него вергельд, — заявил один из них. — Выкуп.

— Легче перебить вас всех, — ответил Агни.

— А какова плата за то, чтобы избавить землю от паразита? — усмехнулся Дири. — Это вы должны нам заплатить. Я бы сказал, они пасутся в нашем огороде, Раннвер.

— Оставь их, — сказала Стилиана. — Нам надо подумать о делах. Когда мы придем в город, Агни?

— Сколько еще будет висеть этот туман? Думаю, до рассвета осталось около двух часов. Хорошо было бы спуститься, войти в город и спрятаться там до наступления ночи — если спадет туман. Если он не спадет, нас не увидят и мы можем делать все, что хотим.

— Тогда сейчас.

— Нам туда не войти, — возразил разбойник. — Всюду норманны.

— Мы вполне сойдем за норманнов, — сказал Дири.

— Это слишком опасно.

— Опасность — цель мужчины.

— Цель мужчины — набить желудок.

— Посмотри на себя и на меня, — сказал Дири. — Который из философов, спрашивается, лучше питается?

— Нам надо идти, — вмешался Агни. — Или подготовить место для стоянки. Мы можем укрыть наши палатки ветками и переждать здесь день.

— Раннвер? — спросила Стилиана.

— Я за то, чтобы идти сейчас. Прошлой ночью туман стоял до середины утра. Если сегодня будет то же самое, мы легко проникнем в город.

— Тогда собирайтесь в путь.

— Как вы найдете дорогу? — спросил Исамар.

— Я найду дорогу, — ответила Стилиана. — И, смею предположить, она тоже. Ты в состоянии идти, дорогая?

Тола огляделась вокруг.

— Мы прошли долгий путь без сна.

— Сможешь пройти еще немного?

— Да.

— Хорошо. Ты подаешь пример этим мужчинам.

Она обняла Толу. Нужно было сказать ей несколько утешительных слов — в ней чувствовалось напряжение, что-то, что невозможно сдерживать. Девушку придется убить. И Стилиана, вздохнув, произнесла:

— Клянусь моей богиней Гекатой, рунами, что есть во мне, Одином и Иисусом Христом, я не причиню тебе вреда. Теперь ты под моей защитой.

Девушка тоже обняла ее, и горло Стилианы сжалось. Ей было совершенно ясно, что эта девушка должна умереть. Тогда зачем было давать нерушимую клятву защищать ее?

Это была магия, не поддающаяся логике. Следуй своему плану. Приведи ее к воде. Там все станет ясно. Стилиана вздрогнула, но не от холода. Какую цену ей придется заплатить? Последний раз это стоило ей Фрейдис, стражницы, которую она любила больше, чем возможно любить стражницу. А на этот раз? Она отогнала от себя эти мысли.

Варяги затоптали огонь, сложили палатки и спрятали их в листья. После пререканий англичане согласились разоружиться, чтобы сойти за рабов.

И отряд двинулся вниз, почти невидимый в тумане. Стилиана не колебалась. Она чувствовала впереди манящий ее источник и идущего позади нее волка, чей тоскливый зловещий вой доносился до нее сквозь неподвижный воздух.

Она увидела, как Тола перекрестилась.

— Тебе хочется ответить ему, — сказала она.

— Да.

— Не надо. Он — гибель и разрушение. Идем. Мы избавим землю от этой напасти.

Идя на юг, Луис хранил камень в кошеле, спрятанном в куртке. Воздух был наполнен запахом железа и дыма. Он шел по следу руны и чувствовал, как она, маня за собой, извивается в его мыслях, длинная и гибкая. Интересно, все ли, на ком остановил свой взгляд волк Фенрир, чувствовали нечто подобное? Давным-давно его друг Аземар хранил в себе это скрытое проклятие. Он приполз, чтобы спасти его в подземельях Константинополя. Но у Аземара не было камня, который уберег бы в нем человека. Были ли другие, еще столетиями раньше? Иногда ему казалось, что он слышит их голоса, а иногда — что сходит с ума.

Теперь, когда у парня была лошадь, ему было гораздо легче. На расстоянии он вполне мог сойти за норманна, если, конечно, не заметить, что он лежит на холке, словно его ударили дубиной. Ни один норманн так не держался в седле — только норвежцы, многие из которых ни разу в жизни не видели коня. К Луису, если на нем не было камня, лошади не приближались, но он бежал сзади, и это хотя бы подгоняло их вперед.

Некоторое время он шел по ее следам через горы. Путь, которым она шла, был для него ясен — он чуял ее запах, возвращавший его на сто лет назад, в Константинополь, к девушке в съемной комнате. Он вспомнил, как однажды купил для нее персик у уличного торговца и бросил ей в руки. Сейчас он увидел его снова, это крошечное яркое солнце на фоне голубого неба. Она поймала его. «Спасибо, змей», — сказала она. Это была шутка. Греки — или римляне, как они теперь желали именоваться, — называли персик «персидским яблоком». Она вонзила в него зубы и улыбнулась ему. Тогда он был счастлив, хотя и не осознавал этого. Счастлив в последний раз.