Тайна великого живописца - Нина Дитинич

– Очень вкусно! – восхищалась Ляля. – Мама бы узнала, что я на ночь ем, да еще торт, убила бы.

– Какая суровая у вас мама!

– Есть такое, – закивала Ляля. – Так как я с пяти лет занималась хореографией, мне как будущей балерине необходимо было быть хрупкой…

– Так вы балерина! – воскликнула Маргарита.

– Нет, – покраснела она. – Вовремя опомнилась, несмотря на жесткое сопротивление мамы. Подумала, что зефирно-сказочная жизнь в серпентарии не для меня, мозги иметь гораздо лучше, чем натренированное тело…

– Лучше, конечно, то и то, – сладко улыбнулась Маргарита.

– Вот и я так решила, поступила в университет, учусь на искусствоведа.

– Как интересно, – потухшим голосом произнесла Маргарита, подумав, что девушка вряд ли купит у нее кулон или браслетик.

– Да, мне это нравится гораздо больше, чем у станка с утра до вечера стоять…

– Действительно, – поддержала Маргарита, – зачем идти на завод, когда…

– Я имею в виду балетный станок, – хихикнула разрумянившаяся от горячего чая Ляля.

– Ой, ну да, – смутилась Маргарита. И чтобы замять неловкость, перевела разговор на другую тему. – А ваши родители в Москве?

– Да, папа – бизнесмен, мама – бывшая артистка, живут за городом, иногда в Москве, у них огромная квартира в центре, а мне эту двушку купили, хотят, чтобы я самостоятельная была.

– Это хорошо, – изрекла Маргарита и встала из-за стола. – Хорошо, что вы искусствовед, хочу показать кое-что…

Она принесла браслет и цепочку с кулоном, положила на стол перед гостьей.

– Нравится?

Рассмотрев украшения, Ляля похвалила.

– Очень красиво, у мамы есть похожие. Дорогие ювелирные изделия. Цепочка тысячи три евро, браслет тысяч пять-семь, ну и кулончик где-то так же. Вы что, хотите их продать?

Маргарита вздохнула:

– Да, возникли некоторые материальные затруднения…

– Могу помочь, – улыбнулась Ляля. – У меня в универе подруг полно, купят сразу.

– Ой, спасибо, – обрадовалась Маргарита и вдруг решила показать еще кое-что. Она принесла бархатную старинную коробочку, вытащила оттуда камею и протянула Ляле.

– А вот это?

У Ляли загорелись глаза.

– Какая прелесть! Это старинное украшение! Ее вы тоже продаете? Она, вероятно, очень дорого стоит!..

– Нет, что вы, – испугалась Маргарита. – Ее нельзя продавать, она передается по наследству в нашем роду… – И она рассказала Ляле о семейном предании.

Полюбовавшись камеей, Ляля с сожалением отдала ее Маргарите.

– Это работа гениального мастера, – грустно вздохнула она. – Удивительная вещь.

– А поступить в ваш университет на искусствоведа сложно? – поинтересовалась Маргарита.

– Да не очень, – улыбнулась Ляля. – Хотите, я вас подготовлю?

– Спасибо, я подумаю, – смутилась Маргарита. – Я рада, что познакомилась с вами, вы очень милая…

– Спасибо, взаимно, вы мне тоже очень понравились, а давайте на «ты»…

– Давай, – обрадовалась Маргарита.

Суржиков приехал к Чарущеву в фотоателье, и тот, увидев следователя, не сдержался и ехидно процедил:

– Неужели хотите сообщить, что убийцу нашли?

Аккуратно усевшись на стул, Суржиков язвительно улыбнулся:

– Пока нет, но благодаря вашей невесте только этим и занимаемся.

– Какой невесте? – с недоумением уставился на него Чарущев. – Нет у меня никакой невесты!

– Значит, ее папа генерал что-то перепутал.

– Постойте, постойте, это не Ольга Костенко?

– Она недовольна ходом расследования.

Чарущев смущенно замахал руками:

– Ольга моя коллега, художница… Мы с ней на днях на выставке разговорились, я и упомянул о своих проблемах, а она, оказывается, инициативу проявила, очень мило с ее стороны, но я ее ни о чем не просил.

Следователь недоверчиво прищурился и внезапно спросил:

– Вы, случайно, не знакомы с антикваром Арнольдом Чижиковым?

От неожиданности Чарущев едва заметно вздрогнул.

– Арнольд Чижиков? Что-то знакомое, вполне возможно, я с ним пересекался где-нибудь.

– Может быть, по поводу картины Крамского «Неизвестная»?

Владелец фотостудии удивился и пожал плечами.

– А какое я могу иметь отношение в картине Крамского?

– Не знаю, поэтому спрашиваю.

Чарущев неестественно улыбнулся:

– Не говорите загадками! Я не понимаю, что вы от меня хотите.

Суржиков начал злиться:

– Вчера было совершено нападение на антиквара Арнольда Чижикова.

Чарущев хлопнул себя по лбу.

– Арнольд Чижиков – антиквар, конечно, знаю его, так бы сразу и сказали. А при чем здесь Крамской?

– Коллеги антиквара утверждают, что он беспокоился, будто картина «Неизвестная» украдена из музея, а вместо нее висит состаренная копия, написанная на холсте того времени…

– Какая чушь! – вспыхнул Чарущев. – Кто этим будет заниматься и зачем?

– Тот, кто хочет продать оригинал какому-нибудь коллекционеру за большие деньги, а чтобы никто не искал картину, заменить ее хорошей копией. Мы подали запрос в Третьяковскую галерею.

– Проверяйте, но по поводу Арнольда я вам однозначно скажу: выжил он из ума, вот ему кто-то морду и набил.

– Может, оно и так, но что-то мне подсказывает, в словах Арнольда могла быть истина, и он занимался поисками Маргариты Вишневской, сестру которой убили в вашей фотостудии и которая заказывала фотографии у вас.

Чарущев попытался сохранить хладнокровие, но тревожный блеск в его глазах и дрожащий голос выдавали волнение:

– Какая ерунда, и при чем здесь я?

– При том, что вы осматривали у Башлыкова картину на предмет ее подлинности, это была картина Крамского?

Чарущев заерзал.

– Хорошо, я скажу. Башлыкову кто-то продал отличную копию картины Ивана Крамского «Неизвестная», я ему сказал, что подлинник, конечно, находится в музее, он рвал и метал. Он же невежда и совершенно ничего не понимает в живописи, поэтому его легко надули, вот и все. А при чем здесь Арнольд и Вишневская, понятия не имею. Если не верите мне, спросите у Башлыкова.

– Башлыков в Англии, – бросил Суржиков, поднимаясь. – Поэтому спросить его пока нет возможности…

– Очень жаль, – буркнул Чарущев. – И я больше помочь ничем не могу…