Шторм света - Кэт Розенфилд

– Запретила? Но почему?

– Потому что она не хотела, чтобы я зря тратил время, питал ложные надежды, а потом разочаровался. В любом случае она была права. Если бы отец хотел дать нам знать о себе, то оставил бы записку. Он не стал бы прятать информацию в куче древних кодов, за дверью, которую никто, кроме него, не может открыть.

– Неужели на свете и правда есть дверь, которую ты не можешь открыть? – Ниа улыбается так, будто уже знает ответ.

– Ну, с тех пор многое изменилось, – отвечает Кэмерон, улыбаясь в ответ.

Тут он абсолютно серьезно начинает думать об их прогулке как о свидании. Смотрит на ее руку и представляет, как их пальцы переплетаются. Однако желание прикоснуться к Ниа вытесняется другой, более насущной потребностью. Кэмерон озирается по сторонам. Дом, из которого они ушли – и, что самое главное, находящиеся в нем ванные комнаты – остался самое меньшее в двадцати минутах ходьбы позади. Так долго он не продержится. Но если отойти в сторонку, подальше, за вон ту вереницу деревьев…

– Эм, Ниа? Ты не могла бы подождать здесь секундочку, пока я… В смысле я недавно пил пиво и теперь… кхм. Вот. Подожди здесь.

Не дожидаясь ответа, он поворачивается и шагает в кусты, радуясь тому, что сейчас темно и Ниа не видит, как покраснело его лицо. Он уходит немного дальше, чем нужно, потому что одно дело извиниться перед девушкой и отойти пописать, и совсем другое – допустить, чтобы она услышала журчание, – после такого проще сразу застрелиться.

Минуту спустя – Кэмерон готов поклясться, что отсутствовал всего минуту, самое большее две – он выбирается из зарослей и снова выходит на залитую лунным светом улицу.

Лунный свет, и больше никого.

Ниа исчезла.

– Ау! – зовет он.

В темных кустах позади него что-то шуршит, какое-то животное, но Ниа не появляется. Он смотрит по сторонам, вглядывается в темноту – может, Ниа ушла по улице? Мало-помалу его удивление сменяется тревогой. Ниа ведь не могла просто взять и уйти? Или могла?

«Может, она тоже отошла пописать?»

С другой стороны дороги тоже темнеют заросли. Кэмерон гадает, не там ли сейчас Ниа и не позвать ли ее еще раз. Тут на экране его телефона высвечивается имя Ниа. Он читает сообщение и разочарованно вздыхает.

Отец позвонил. Мне пришлось уйти. Извини.

Кэмерон перечитывает текст трижды: первый раз мысленно, пока сообщение несется по Сети, второй раз, когда оно выводится на его линзы, и в третий раз на экране мобильного – просто чтобы удостовериться, что не упустил какой-то нюанс, который помог бы ему не чувствовать себя отвергнутым.

Потом он поворачивается и идет обратно на вечеринку. Один.

* * *

Сказать по правде, Кэмерон начинает ненавидеть отца Ниа, особенно эти его безумные правила касательно того, с кем Ниа можно общаться и когда. Подруга говорит о возможности выйти из своего дома так, как люди рассказывают о побеге из тюрьмы. То немногое, что известно Кэмерону о ее детстве, не может не удручать: никаких праздников в честь дня рождения, никаких пижамных вечеринок, никаких занятий спортом. Ниа упоминает о своих лишениях, как о чем-то само собой разумеющемся, даже после того, как Кэмерон говорит ей, что любой порядочный родитель хотел бы дать своему ребенку нормальную жизнь, подразумевающую кроме всего прочего общение с другими людьми. С другой стороны, ему льстит тот факт, что Ниа использует редкие возможности ускользнуть из дома для встреч с ним, хотя могла бы выбрать других своих друзей, в том числе парней. Если ему нужно ждать, пока их отношения перейдут на новый уровень – что же, он готов. Все равно он может общаться с Ниа, хоть и урывками. К тому же они разговаривают целыми днями. Вовсе не обязательно находиться с человеком в одной комнате, чтобы быть с ним, чувствовать связь.

Однако обратное утверждение тоже верно: можно быть рядом с человеком, но совершенно не знать и не понимать, что он думает и чувствует. Именно поэтому Кэмерон даже не замечает, что происходит с Жако, а когда у него открываются глаза, становится уже слишком поздно.

УВИДЕВ КРАЕМ ГЛАЗА, какой удручающей жизнью живет Жако, а вернее, поняв, что у него нет никакой жизни, Кэмерон неизменно заглядывает украдкой в телефон друга, когда тот заходит их навестить. А происходит это раз в неделю. Положение вещей ничуть не улучшилось, но, по крайней мере, и хуже не стало.

«К тому же кто я такой, чтобы судить?»

Можно подумать, Кэмерон сам умеет справляться с горем: ни шиша он не умеет. Он был совсем еще ребенком, когда его отец пропал, хотя исчезновение нельзя приравнять к смерти. В зависимости от того, с какой точки зрения на это посмотреть, отсутствие в его жизни отца можно даже посчитать удачей. Вот Жако, например, ни под каким соусом не сможет сделать вид, будто его мама просто уехала в отпуск и в один прекрасный день может вернуться. Жако присутствовал на похоронах матери. Кэмерон полагает, что затянувшееся одинокое путешествие друга по краю пропасти – не что иное, как нормальный процесс переживания скорби.

* * *

– Кэмерон?

Голос матери раздается над лестницей, и Кэмерон недовольно хлопает глазами. Еще не прошло и суток с тех пор, как он, облегчившись, вышел из-за деревьев и обнаружил, что Ниа ушла. Всякий раз, как он об этом думает, его негодование разгорается чуточку сильнее. Чтобы хоть как-то отвлечься от жгучего желания настрочить ей миллион сообщений, Кэмерон с головой погружается в создание новой игры.

Подвал кишмя кишит чирикающими, пучеглазыми розовыми существами, похожими на обросшие мехом баскетбольные мячи: это проекция с его линз расширенной реальности, но для Кэмерона они – часть реальности, если только не касаться их. Изначально он планировал создать высокотехнологичную игру, накрывающую весь город, похожую на «ударь крота» – если стукнуть прямо по розовому существу, оно взрывается с громким хлопком, – но Кэмерон устал, взвинчен, не может выкинуть из головы Ниа, ошибся где-то в коде и никак не может понять, где именно. Тем временем существа все прибывают, слишком быстро, так что он не успевает от них избавляться. Час назад в подвале был всего один розовый мяч, а теперь их дюжины, и все они перекатываются по помещению, прыгают по столу, скачут по лестнице… какое счастье, что никто, кроме самого Кэмерона, их не видит. Один из прыгунов пытается взобраться по его ноге, и, казалось бы, волноваться не следует, ведь существо даже ненастоящее, однако Кэмерон начинает закипать.

Он закрывает глаза, погружается еще глубже в программу, выискивая фрагмент, порождающий ошибку…

– Кэмерон, мне нужно, чтобы ты немедленно поднялся наверх.

«Забудь об этом», – думает Кэмерон и отправляет весь проект в мусорную корзину. Розовые пушистики беззвучно исчезают, хотя он мог бы поклясться, что шустрик, взбиравшийся по его ноге, напоследок одаривает своего создателя очень мрачным взглядом.

Поднявшись наверх, Кэмерон видит, что мать смотрит в окно, и мрачное выражение ее лица вполне гармонирует с серой пеленой дождя за стеклом. На столе стоит накрытая фольгой кастрюля. В воздухе витает аппетитный аромат тушеных баклажанов, чеснока и орегано.