Казачий князь - Ерофей Трофимов

в цели, но разброс велик. Заметив её сомнения, один из ветеранов подошёл поближе и, тыча узловатым пальцем в мишень, негромко сказал:

– Добре стреляешь, Катерина Павловна. Торопишься только. Ты когда стреляешь, не спеши. Не рви крючок. Винтовка у тебя добрая. Сама знает, когда выстрелить. Так что жми на него плавно, словно иголочку в ткань втыкаешь, тогда и разброса не будет.

– Благодарствую, – улыбнулась Катерина в ответ и достала револьвер.

Тут у неё всё было гораздо веселее. Благо основу ей преподал отец ещё в самой юности. Руслану осталось только правильно отшлифовать эти навыки с новым оружием. Глядя, как девчонка ловко всаживает пулю за пулей в центр мишени, казаки только одобрительно крякали, с довольным видом расправляя седые усы. Краем глаза отмечая их одобрение, девушка внутренне ликовала.

Одобрение этих седых, украшенных шрамами и орденами ветеранов было ей действительно приятно. Что ни говори, а эти волки войны понимали в доброй стрельбе гораздо больше, чем все паркетные офицеры, вместе взятые. Ведь у них каждый меткий выстрел напарника означал спасение жизни их соратника. Отстреляв барабан, девушка отступила к столу и принялась перезаряжать револьвер. Воспользовавшись паузой, Павел Лукич прошёл к мишеням и, принеся их к столу, удивлённо проворчал, рассматривая ту, в которую стреляла его дочь:

– Ну, Катюша, с тобой теперь только мужу твоему в стрельбе тягаться. Я такой меткости давно не видал.

Полковник нисколько не льстил дочери. Все её попадания можно было накрыть медным пятаком. Но Катерина была с ним не согласна. Помня, как стреляет её благоверный, девушка стремилась к такому же результату.

– Вот когда все дырки можно будет гривенником накрыть, тогда да, добрая стрельба будет, – проворчала она, забирая у него мишень.

– Это, девонька, надо тыщи патронов сжечь, – понимающе усмехнулся казак, давший ей совет при стрельбе из винтовки. – Так у нас только муж твой стрелять умеет. Казаки пострелять не дураки, но до него любому из нас далече будет.

– Он умеет, и я научусь, – ответила Катерина, упрямо насупившись.

– Ну, дай-то бог, – кивнул казак, пряча усмешку в усы.

– Думаешь, не получится? – тут же взвилась девчонка.

– Отчего ж. Ты только не забывай, девонька, что княже много лет так стрелять учился, а ты тот револьверт едва в руки взяла. Тут терпение надобно, – наставительно пояснил ветеран.

– Катерина, почему ты терпишь такой тон по отношению к себе? – вдруг спросил полковник, перейдя на французский язык.

– А потому, папенька, что эти казаки не просто так тут находятся. Это наша с тобой охрана, и Руслан просил относиться к ним почтительно. Хотя бы из уважения к их возрасту и шрамам, – отозвалась девушка, перейдя на тот же язык. – И если потребуется, они не задумываясь рискнут ради нас своими жизнями.

– С чего ты взяла? – охнул полковник, от удивления снова заговорив по-русски.

– А с того, что они в том Руслану слово дали, – пояснила Катерина, всё так же по-французски.

Не найдя, что ответить, полковник пожал плечами и, прихватив мишени, отправился их вешать. Дождавшись, когда он вернётся обратно, Катерина снова взялась за оружие. Отстреляв все патроны, девушка почувствовала, что устала, и, подхватив винтовку, позвала:

– Папенька, идёмте чай пить. Хватит на сегодня.

– И правда пора, – закивал полковник, с кряхтением потирая натруженные плечи.

– И вы, казаки, на кухню ступайте. Я велю кухарке вам чаю подать и к чаю чего, – повернулась Катерина к охране.

– Благодарствуй, девонька, – коротко поклонились казаки, подхватывая свои винтовки.

Глядя, как ловко и привычно они обращаются с оружием, Павел Лукич только одобрительно хмыкнул, понимая, что подобные бойцы, каждый, стоят десятка его солдат, с которыми он когда-то воевал в одном строю. Вся четвёрка прошла в дом, и Катерина, не позволив Мишке забрать оружие, лично отнесла его в оружейную, собираясь после чая почистить. Павел Лукич, услышав это, одобрительно усмехнулся и, вздохнув, последовал за дочерью. Убрав оружие и отмыв руки от пороховой гари, они встретились в столовой, где слуги уже накрыли стол.

Катерина, быстро проглотив свою чашку чаю, оставила отца наслаждаться напитком и поспешила на кухню, якобы отдать распоряжения для обеда. Сама же, присев рядом с казаками, осторожно спросила:

– А часто такое, как сегодня, бывает?

– По-всякому, девонька, – отхлебнув чаю, буркнул дававший ей советы казак. – Да ты не кручинься. Княже, он просто так рисковать не станет. Он у нас голова. И сам бережётся, и людей своих бережёт. Завсегда повторяет: помереть за родину много ума не надо. А вот врага положить и самому выжить, тут думать уметь потребно. Война, это не кто кого перестреляет, а кто кого передумает. А думать он умеет, уж поверь.

– А это опасно, вот так сразу вдогон пускаться? – не унималась Катерина.

– Это отсюда они гоном пошли, – усмехнулся второй казак. – А как к хутору подойдут, так прежде пластунов отправят, все подходы проверить и врага поискать. Никто дурной силой в хутор ломиться не станет. Да и вправду угомонись, княгинюшка. Не рви себе сердечко. Оно ведь не впервой, чтобы абреки на хутора да станицы налетали. У Шатуна вои опытные, всякого повидали.

– Думаете, обойдётся? – помолчав, прямо спросила девушка.

– Покойна будь, девонька. Княже, он своё дело добре знает. Обойдётся, – решительно кивнули казаки.

* * *

Отряд добрался до разорённого хутора через два часа. Пластуны, быстро обойдя поселение по кругу, убедились, что противник отступил, и бойцы вошли в посёлок. Мрачно глядя на кровавые лужи посреди улицы, Руслан только сжимал зубы, чувствуя, как в груди закипает холодная, бешеная ярость. Обитатели хутора, три семьи, нашлись во дворе самого большого дома. Глядя на зарубленных мужчин, растерзанных, изнасилованных женщин и походя уничтоженных детей, Шатун медленно свирепел.

Казаки, рассредоточившись по дворам, благо их и было-то всего четыре, быстро восстановили картину нападения. Бандиты атаковали ранним утром, едва только начало светать. Пощады не было никому. Приехавший в город за помощью мальчишка остался единственным живым из всех обитателей хутора. Усилием воли взяв себя в руки, Шатун внимательно огляделся, отмечая про себя несоответствия, обычные для такого налёта.

Подошедший к нему хорунжий устало вздохнул и, сняв папаху, глухо проворчал, медленно крестясь:

– Всех порубили. В хатах всё перевёрнуто, но брали, похоже, только самое ценное.

– Что у простого крестьянина ценного-то может быть? – пожал Руслан плечами. – Всех богатств, худоба да монисто у жены.

– Не скажи, княже. Крестьяне народ тороватый. У каждого хоть какая кубышка, а припрятана. Пусть в кубышке той медь одна, а всё одно имеется. На чёрный день отложено. Вот их они и искали.

– Нашли? – безжизненным голосом поинтересовался Шатун, отводя глаза от растерзанных