Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира - Элизабет Бартон

Королева демонстрировала свое расположение щедро и изобретательно, она поощряла авантюристов и пиратов, одобряла торговлю и коммерцию, величие и роскошь, что, возможно, было одной из причин, по которым ее правление было таким плодотворным и процветающим. Тогда воображение не считалось признаком невротического характера, а предприимчивость не была синонимом вульгарности.

Когда мы читаем записи об этих давно исчезнувших подношениях, они по-прежнему воспламеняют наше воображение, удивляют и восхищают наши умы. Кажется, что некоторые из них были найдены в пещере Аладдина — сказочные, бесценные, экзотические, причудливые и фантастические дары, усыпанные драгоценными камнями. Но кроме восхищения и изумления мы можем также проследить происшедшие изменения — от фактического банкротства до полной кредитоспособности, обогащение новых дворян, преуспевание торговцев и купцов, процветание горожан и ремесленников.

В самом начале правления большинство подношений составляли деньги, в которых Елизавета крайне нуждалась. Они были, до известной степени, принудительными дарами — вроде налогов, которые следовало платить в соответствии с положением дарителя, и это касалось даже духовенства.

Например, в 1561 году подношения от епископов составили 339 фунтов 13 шиллингов золотом. Архиепископ Кентерберийский преподнес королеве красный шелковый кошель с 40 фунтами в золотых монетах по 10 шиллингов. Остальные епископы вручили ей по 30, 20 и 10 фунтов, как мы предполагаем, в зависимости от епархии. По какой-то причине епископы Нориджский и Рочестерский преподнесли ей каждый по 13 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов. В свою очередь королева одарила всех епископов столовым серебром. В том же году архиепископ Кентерберийский получил от королевы позолоченную чашку с крышкой весом в 40 унций «из запасов Ее Величества». Епископ Нориджский получил такой же подарок, только весом в 20 унций. А вот епископу Рочестерскому повезло даже больше, поскольку за свои 13 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов он удостоился позолоченной солонки весом в 21 3/4 унции. В тот же год английские графы вручили королеве намного меньше денег, чем архиепископ, однако взамен получили значительно больше.

Лорды, бароны, виконты, придворные и их жены, если таковые были, вручали и сами получали подарки. Лоуренс Шреф, бакалейщик, который подарил королеве голову сахару, коробку имбиря и мускатного ореха, а также фунт корицы, получил в подарок солонку из позолоченного серебра с крышкой, весившую 7 унций[70].

В 1578 году, когда Лейстер подарил королеве золотые часы в форме яблока (предполагается, что он разыгрывал Адониса, тогда как Елизавете была отведена роль Венеры), многие по-прежнему дарили ей деньги, но стиль, дизайн и количество прочих подарков сильно изменились. Теперь все чаще встречались драгоценности, предметы искусства, одежда, аксессуары в ренессансном стиле. Так продолжалось до конца правления Елизаветы. Когда Яков I занял трон, он не церемонясь дал понять, что предпочитает наличные любым другим подаркам.

* * *

В то время, наполненное всеобщим возбуждением, театральными представлениями, пышными зрелищами, многочисленными успехами и приобретенными богатствами, внешний вид имел огромное значение. Мужчин не меньше, чем женщин, оценивали по богатству и пышности их туалетов. Мода в годы правления Елизаветы была столь непостоянна, что многие добропорядочные граждане были этим шокированы. «Только собака в камзоле могла бы превзойти моих соотечественников в странности одеяний», — едко заметил Уильям Харрисон. Он не сомневался, что распространение в Англии чужеземной моды «послужит поводом для других наций посмеяться над нами... потому что мы подражаем всем народам, окружающим нас, подобно хамелеону». Этот пастор мечтал о возврате к старомодным благоразумным одеяниям темных тонов. Все эти новые цвета — гусиного помета, зеленый, как попугай, цвет Дрейка, цвет Изабеллы, цвет конины и обилие оранжевого, не говоря уже о шелках, атласе и бархате, который сейчас носят даже обычные люди, — просто немыслимы! Это признак декаданса... Дурные разлагающие веяния из-за границы портят добрую крепкую Англию.

Здесь Харрисон был частично прав, и если не в отношении упадка, то насчет чужеземного влияния. Несмотря на то что англичане не любили и презирали самих иностранцев, они восхищались чужеземной модой. Мнение Харрисона разделял и Эммануэль Ван Метерен, купец из Антверпена, живший в Англии на протяжении всего правления Елизаветы. Он был кузеном Ортелия, географа, и путешествовал с ним по всей Англии и Ирландии. Вот что он говорил об английских нарядах того времени: «Туалет англичан состоит из очень элегантных и дорогих элементов, но сами они крайне непоследовательны и падки до всяких новинок, так что мода у них меняется каждый год, как мужская, так и женская». Английские женщины «хорошо одеты, довольно легкомысленны и, как правило, оставляют заботы о хозяйстве своим слугам. Разодевшись в пышные наряды, они усаживаются перед дверью, чтобы иметь возможность продемонстрировать себя и разглядеть прохожих».

Несмотря на то что Испания была главным врагом англичан, испанская мода была очень популярна. В гардеробе самой королевы можно было найти наряды из всех частей света. Встречаясь с сэром Джеймсом Мелвилом, послом Марии Стюарт, Елизавета каждый день надевала новый наряд. В конце концов, продемонстрировав все свои экзотические наряды, она спросила, какой из них ему понравился больше. Мелвил ответил, что итальянский. Елизавета осталась довольна его ответом, потому что «ей доставляло удовольствие демонстрировать свои золотистые волосы, собранные под сеткой, как в Италии».

К женским нарядам Харрисон относился с большим сарказмом, чем к мужским. Он жаловался, что женские туалеты напоминают «шкатулку для швейных принадлежностей» и у него просто нет слов, чтобы описать эти костюмы, «обильно украшенные лоскутками и разрезами», не говоря уже о рукавах разных цветов. И добавлял более резко, чем этого можно было ожидать от священника: «Их широкие штаны... подчеркивают их задницы... Я встречал в Лондоне некоторых из этих проституток, столь искусно замаскированных, что не мог понять, кто предо мной: мужчина или женщина»; и «женщины превратились в мужчин, а мужчины — в чудовищ».

Здесь Харрисон в первую очередь осуждает молодых горожанок, а не представительниц высшего сословия. Приезжие иностранцы отмечали, что жены торговцев стали одеваться так пышно, что их невозможно отличить от светских дам. Эти чужеземцы фактически наблюдали, как в Англии рождается средний класс.

Несмотря на всяческое неодобрение, мода от придворных и представителей высшего сословия продолжала неуклонно распространяться в массы. Конечно, на всех официальных мероприятиях Елизавета появлялась в шикарных одеяниях, но, как нам известно, в частной жизни одевалась относительно просто. После смерти королевы ее гардероб насчитывал «3 тысячи платьев и 80 париков различных цветов» — большой путь для практически нищего ребенка, которым после казни матери совершенно пренебрегал отец. В детстве у Елизаветы не было всех этих платьев, костюмов, белья, сорочек, рукавов, кашне, косынок, ночных сорочек, чепцов и носовых платков.