Колесо судьбы. Дочь вождя - Морвейн Ветер

– Будь ты проклят, Рун, – выплюнула Сигрун, – пусть боги вечно мучают тебя, пока ты не поймёшь, что нет счастья в чужой судьбе. Что нет ума у того, кто хочет получить чужое добро. А сейчас уходи. И никогда больше не появляйся у меня.

Рун подобрал с пола штаны и стал натягивать.

– Но ты за меня отомстишь? – спросил он, когда закончил одеваться и снова стоял перед Сигрун, глядя ей в глаза.

– Уйди, Рун. Не хочу больше видеть тебя.

Она отвернулась. В тишине Рун распахнул крышку подземного дома и покинул избу – тем же путём, что и пришёл.

***

Кене тоже было беспокойно в те дни. Руки её беспрестанно тряслись, а в горле стоял ком.

– Я уже потеряла всё, – не зная, что говорит вслух, произнесла она, – зачем ещё и ты хочешь оставить меня, Льеф?

– Подойди сюда, Кена.

Кена вздрогнула, услышав голос любимого, и испуганно оглянулась.

Дождавшись, когда южанка подойдёт вплотную, Льеф усадил её на одно колено и продолжил:

– Дело не в том, что я хочу или не хочу. Я люблю Руна и уж наверняка не дрался бы с ним, если б мог. Но есть закон. Если я откажусь или не явлюсь, то слова его станут мне вместо настоящего имени. Мне запрещено будет принимать присягу, и слово моё на тинге больше не будет иметь силу ни за мужчину, ни за женщину. Понимаешь меня?

Кена отвела взгляд.

Льеф опустил голову, уткнувшись в плечо Кене, и прошептал:

– Побудь со мной, Кена. Ты не представляешь, как мне тяжело.

Кена вздохнула. Она поняла, что просить бесполезно.

– Он мой брат, Кена. Я его люблю. Никто не был так добр ко мне, как он.

Кена закрыла глаза и погладила Льефа по волосам.

– Это глупый закон, Льеф. Что такого он тебе сказал?

Льеф молчал.

– Или ты презираешь меня за то, в чём он тебя обвинил?

Льеф не знал.

– Не важно, что он сказал, – упрямо повторил он, – важно, что он желал меня оскорбить – и оскорбил. И если я его прощу – никто не простит меня. Ни я, ни ты, ни он. Никто не будет меня уважать.

Кена вздохнула и уткнулась ему в макушку.

– Я бы могла дать тебе зелье, Льеф. Оно наделит тебя такой силой, что мечи станут тебе не страшны.

– Не надо, Кена, – Льеф качнул головой. – Пусть будет честный бой. Я не боюсь.

Они посидели ещё недолго в молчании, а потом руки Льефа стали медленно гладить Кену по спине. Пробрались под курточку, и шершавые пальцы коснулись кожи, такой же нежной, как и полгода назад.

– Твоя магия и правда завладела мной… – пробормотал Льеф, снимая с Кены безрукавку, а затем стягивая через голову рубаху. – Я бы умер за тебя.

– Это не магия, – тихо сказала Кена, – я ничего с тобой не делала.

Льеф не слышал. Он склонился над любимой и стал медленно покрывать поцелуями её грудь. Поймал сосок и прикусил зубами, так что Кена тихо охнула, а потом принялся посасывать. Насладившись вдоволь, он опустил Кену на кровать спиной и опять принялся целовать – но уже подрагивающий живот.

Льеф осторожно стянул штаны с бёдер Кены и коснулся её губами. Он больше не видел смысла отказывать себе. Поймал ртом нежную кожу и легонько потрепал, вырвав из горла Кены стон. Потом выпустил и принялся исследовать языком. Эта часть Кены была чуть солёной на вкус, но, как и вся она, пахла травой.

Кена тяжело дышала и прогибалась навстречу, но Льеф лишь дразнил. Он наслаждался властью и полным обладанием, своим правом делать с Кеной всё, что хотел – а больше всего он хотел Кену просто любить.

Распробовав всё, что желал, Льеф рывком перевернул таявшую под ним Кену на живот и до конца стянул с неё штаны.

– Приласкай себя, – приказал он и, отстранившись, начал раздеваться. Взгляд его был прикован к Кене, а та встала на четвереньки и, пропустив руку между чуть разведённых ног, принялась проникать в себя.

Льеф облизнулся – возбуждение стало таким сильным, что он почти уже не мог терпеть. Наконец, обнажённый, опустился на колени позади Кены и одним махом вошёл в неё.

Кена охнула и подалась навстречу.

Льеф подхватил её под живот и потянул, усаживая себе на колени.

Кена откинула голову назад, Льефу на плечо, и медленно покрутила бёдрами, привыкая и силясь почувствовать Льефа сполна.

– Люблю тебя, – прошептала она.

– Я тоже люблю тебя, – Льеф поцеловал её в шею пониже ушка и принялся гладить по животу.

Кена медленно задвигалась, насаживаясь на него, принимая глубоко-глубоко. Иногда она открывала глаза, чтобы поймать взгляд Льефа, и тот всякий раз смотрел на неё.

Той ночью они почти не спали. Как и в следующую ночь.

На третий день Льеф приказал Кене приготовить снаряжение.

Боевой наряд северянина был довольно прост: доспехом Льефу служила жёсткая войлочная куртка, обшитая металлическими кольцами и пластинами. Её дополняли продолговатый щит и меч. Разглядывая всё это, Кена не удержалась – взялась за меч и кончиком на обратной стороне куртки нацарапала руну «Защиты» – а затем быстро вывернула куртку обратно, даже наедине с собой стараясь сделать вид, что ничего не произошло.

***

Родичам обоих соперников не нравился грядущий бой, но обычай не решался нарушить никто.

Минули три ночи, и Рун и Льеф стали облачаться к битве.

Кена помогла Льефу застегнуть доспех, вручила щит.

Эрик сопровождал сына вместе с большим количеством дружинников, а за Льефом шли законоговоритель Скафин и те воины, что взялись свидетельствовать за него.

Договорились, что пять марок серебра составят откуп того, кто окажется ранен.

На земле, где было место каждого из соперников, постелили плащ, как делают, когда дерутся насмерть. С начала поединка даже делать шаг в сторону от него нельзя. Между углами плащей отмерили семь альнов. Накануне над углами, прочитали заговоры, в затем пришили большие кольца, в которые теперь вбили «граничные столбы». От других трёх краёв отмерили три широкие полосы и очертили их, установив четыре кола. Место это называлось «огороженный рубеж».

Противники и их сопровождающие осмотрели оружие друг друга, чтобы увериться, что на него не наложено заклятий. Потом вступили в пределы рубежа.

Законоговоритель огласил законы. Соперники договорились о правилах боя и назначили виру.

– Будешь выкупать живот? – не сдержав усмешки, спросил Льеф.

Рун осклабился зло и качнул головой.

У каждого противника в придачу к обнаженному мечу был еще один, привязанный за рукоятку к правой руке – на случай, если сломается или будет выбит первый клинок.