Куда приводят мечты - Ричард Матесон

— Да, для тех, кто ее видит, — сказала Леона. — Это свидетельствует о присутствии эфирного двойника и духовного тела.

Знаешь, Роберт, эфирный двойник существует в физическом теле до смерти, а духовное тело существует в эфирном двойнике до второй смерти, и каждый имеет собственный серебряный шнур. Шнур, соединяющий физическое тело с эфирным двойником, самый толстый; а тот, что соединяет эфирного двойника с духовным телом, имеет около дюйма в диаметре. Третий шнур, тонкий, как паутина, связывает духовное тело с… ну она точно не знала. «Полагаю, с чистым духом, — сказала она. — И кстати, я знаю об ауре потому, что это один из предметов моего изучения здесь».

— Ты ведь не думаешь, будто Альберт предполагал, что я буду задавать такие вопросы, верно? — спросил я.

В ответ она лишь улыбнулась.

Она продолжала говорить, объяснив мне, что аура эфирного двойника простирается на дюйм или два за пределы физического тела; аура духовного тела — на несколько футов за пределы эфирного двойника, причем яркость увеличивается при удалении от затемняющего воздействия тела.

Она рассказала мне, что все ауры выглядят по-разному и цветовой диапазон неограничен. Люди, неспособные думать о чем-то выходящем за пределы материального восприятия, имеют ауры, цвет которых колеблется от красного до коричневого. Ауры несчастных душ излучают насыщенный, гнетущий зеленый цвет. Излучение светло-фиолетового цвета означает, что человек приближается к более духовному сознанию. Бледно-желтый указывает на то, что человек грустит и тоскует по утраченной земной жизни.

— Без сомнения, именно так выглядит моя аура, — сказал я.

Она не ответила, а я улыбнулся.

— Знаю, — сказал я. — И зеркал нет. Она улыбнулась мне в ответ.

«Я настроюсь позитивно», — поклялся я себе. Пусть прекратится отчаяние.

— Вот он, — сказала Леона.

Я посмотрел вперед, с изумлением взирая на открывшийся вид. Я был настолько поглощен ее объяснениями, что не заметил в отдалении город.

Я говорю — город, Роберт, но до чего он отличался от городов на Земле. Никакой мутной дымки от смога, выхлопных газов, никакого шума от транспорта. Вместо этого — ряды удивительно красивых зданий всевозможных конфигураций, высотой не более двух-трех этажей. Все они застыли в тишине прозрачного воздуха. Ты видел Музыкальный центр в Лос-Анджелесе? Он может дать отдаленное представление об увиденной мною чистоте линий, правильном использовании соотношения пространства и массы, чувстве умиротворяющего единообразия.

Меня поразило то, как ясно я его видел, несмотря на удаленность. Проступала каждая деталь. Фотограф назвал бы это совершенством фокуса, глубины и колорита.

Когда я сказал об этом Леоне, она поведала мне, что мы обладаем чем-то вроде телескопического зрения. И снова определение не адекватно; это явление гораздо сложнее телескопического эффекта. По сути дела, расстояние уменьшается в зависимости от фактора зрения. Если посмотреть на человека, находящегося в нескольких сотнях ярдов, вы увидите все детали, вплоть до цвета глаз — без увеличения изображения. Леона объяснила это тем, что духовное тело может направить на объект наблюдения энергетический «зонд». В сущности, эта способность психического свойства.

— Хочешь попасть туда побыстрее или пойдем пешком дальше? — спросила Леона.

Я ответил, что предпочитаю прогулку, если это не отнимет у нее много времени; мне не хотелось повторять ту же оплошность, что я совершил с Альбертом. Она сказала, что с удовольствием отдохнет и будет рада со мной прогуляться.

Мы подошли к прелестному пешеходному мостику, перекинутому через быстрый ручей. Пройдя несколько шагов, я остановился и посмотрел на несущуюся воду. Она была похожа на жидкий хрусталь, каждое мгновение сверкающий всеми цветами радуги.

Повернув голову, я с любопытством перегнулся через перила.

— Звучит, как… музыка? — спросил я в изумлении.

— Все предметы издают здесь звуки вроде музыки, — сообщила Леона. — Постепенно ты научишься слышать ее отовсюду. Просто вода движется очень быстро, поэтому звук легче различить.

Я благоговейно покачал головой, когда звуки начали образовывать хотя и не отчетливую, но гармоничную мелодию. Я на мгновение вспомнил о любимой маминой пьесе, «Влтава». Не уловил ли Сметана эту музыку в подвижных водах реки?

Глядя вниз на этот ручей, я вспомнил ручей вблизи Мамонтова озера. Тогда мы поставили кэмпер прямо над озером и всю ночь слушали плеск воды в скалах и камнях: чудесный звук.

— Ты грустишь, — сказала Леона. Я не смог подавить вздоха.

— Вспоминаю, — признался я. — Наше путешествие на кэмпере. — Я старался отогнать от себя гнетущее настроение — правда старался, — но вновь оказался в его власти. — Прости, — извинился я. — Иногда кажется, чем больше красоты вижу, тем хуже мне становится, потому что хочется поделиться этим с семьей, особенно с женой.

— Поделишься, — уверила она.

— Надеюсь, — пробормотал я. Она удивилась.

— Почему ты так сказал? — спросила она. — Ты ведь знаешь, что ее увидишь.

— Но когда? — не удержался я от вопроса.

— Тебе хотелось бы узнать? Я вздрогнул.

— Что?

— В городе есть Бюро регистрации, — сказала она. — Основная его функция заключается в регистрации вновь прибывших людей, но оно также может предоставить информацию относительно тех, кто скоро должен прибыть.

— Ты хочешь сказать, я могу узнать, когда Энн будет со мной?

Это казалось совершенно непостижимым, не похожим на правду.

— Мы узнаем, — пообещала Леона. Я судорожно вздохнул.

— Пожалуйста, давай не пойдем туда пешком, — попросил я.

— Хорошо. — Понимающе кивнув, она протянула мне руку. — Альберт говорил мне, что ты немного путешествовал в мыслях, но…

— Да, помоги мне, пожалуйста, — сказал я, от волнения прерывая ее.

— Подожди здесь, Кэти, — сказала Леона собаке, взяв меня за руку.

Я закрыл глаза. Снова это неописуемое ощущение движения. Внешне оно никак не проявлялось — ни ветра, ни головокружения, ни сдавливания. Я ощущал его скорее разумом, чем телом.

Когда я мгновение спустя открыл глаза, мы были в городе, на широком проспекте, устланном — это правильное слово? — травой. Я заметил, что город спланирован по типу Вашингтона — огромный центр с расходящимися лучами улиц, на одной из которых мы оказались. С каждой стороны от нас стояли здания; к некоторым вели ступени или вымощенный плиткой тротуар — материал напоминал алебастр нежных пастельных тонов.

Здания там были приземистыми, невысокими — круглыми, прямоугольными или квадратными, поражающими простотой и строгостью линий, — и сооружены из материала, похожего на просвечивающий мрамор. Каждое окружено великолепными площадками с прудами, речками, ручьями, водопадами и небольшими озерами. Меня прежде всего и больше всего поразило ощущение простора.