Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков

намеренная ложь. Он подумает что угодно, лишь бы не увидеть той правды, которую ты мне показала. Что делать?

Лицо отца, возникшее в воображении, было туманно и расплывалось, таяло.

— Отец не имеет значения? Что это значит? — Эрвин тревожно напрягся. — И что вообще творится в замке?

Кто-то тряхнул его за плечо.

— Эй, сударь, я к вам обращаюсь!

Эрвин уставился на человека в коричневой сутане. Тот явился настолько неуместно, что Эрвин не сразу понял его слова.

— Сударь, собор закрывается. Извольте уйти. Вам нельзя здесь оставаться после закрытия.

— Что вы говорите?..

— Уходите, сударь. Я должен закрыть собор, — служитель окинул внимательным взглядом грязную, истрепанную одежду Эрвина, изможденное лицо, спутанную шевелюру. — Здесь вам не ночлежка, сударь. Ночи теплые, легко и на улице поспите — невелика беда!

Эрвин знал служителя: то был Дэниэл, помощник ризничего. Когда-то он показал детям герцога все шесть праздничных облачений епископа, Иона умоляла позволить ей примерить митру…

— Не беспокойтесь, Дэниэл, я не ищу ночлега. Кажется, у меня еще есть жилье в этом городе.

Эрвин поднялся, попятился к фреске, встал рядом с нею, едва не касаясь.

— Эй, что вы делаете! Вы спятили!..

Фонарь осветил лицо лорда, как прежде озарял Агату. Родовые черты нельзя было не заметить: резко очерченные скулы, иронично искривленные губы, проницательные серо-стальные глаза…

— Милорд?.. — ахнул Дэниэл. — Ваша светлость, вы ли?.. Умоляю, простите меня!

— Не стоит беспокойства. Я уже ухожу.

* * *

Глава караула в замке был первым человеком, кто сразу узнал Эрвина. Джемис бил ногой в калитку, пока искровый фонарь над воротами не повернулся, осветив их двоих. Оба подняли лица навстречу свету и громко назвали свои имена.

Командир стражи не высказал никаких сомнений, сразу отдал приказ. Калитка распахнулась, но Эрвин также услышал, как чьи-то шаги загудели по галерее. Кто-то убежал со срочным донесением.

— Доброго здравия милорду, — сказал командир, выходя навстречу Эрвину. — Мы рады вашему возвращению. Прикажете провести вас в покои?

— Сперва скажите, кайр, что у вас происходит?

— Ничего не происходит, милорд.

— Искровые огни, усиленная стража, запертые на ночь ворота. Вы готовитесь к осаде? К мятежу?..

— Нет, милорд. Все спокойно, милорд.

Даже во тьме было заметно, что командир стражи лгал.

— Я хочу увидеть отца.

— Отца, милорд?.. — кайр как будто удивился.

— Отца или мать — кого-нибудь, кто поговорит со мною искренне.

— Прошу вас немного подождать, милорд. Кастеляну сейчас сообщат о вашем прибытии, и он выйдет к вам.

— Кастеляну? Почему ему? Разве отец не в замке?

— Герцог здесь, милорд.

— Тогда сообщите ему, что я вернулся!

— Ему?.. Да, милорд. Конечно, милорд. Прошу вас, подождите.

Они прошли во двор, ведя за собою коней. Все горящие фонари на башнях и стенах смотрели наружу, заливая светом подступы к замку. Двор затапливала мгла. Постройки проступали в полумраке угольными силуэтами. На галереях поскрипывали шаги часовых. Редкие звуки разносились тревожно и гулко: где-то лязгнула цепь, заржал конь.

— Мне чертовски не нравится все это, милорд, — тихо произнес Джемис, после паузы прибавил: — Не уступите ли мне меч?

— Что вы подозреваете?

— Переворот. Вассальный мятеж.

Где-то отдались эхом чьи-то голоса, тревожные и быстрые. Галерея вновь скрипнула досками.

— Оставьте, Джемис, — шепнул лорд. — На стенах полно людей. Нас нашпигуют стрелами до того, как вы поднимете клинок.

Джемис указал на конюшни: за ними имелся закуток, укрытый от прострела. Эрвин потянул его в другую сторону — ко второй южной башне, в основании которой находился потайной лаз. Конечно, он заперт и охраняется, но часовых не больше двух — будет шанс пробиться.

Скрипнула калитка, ведущая из верхнего двора в нижний, бесшумно возникла светлая фигура, метнулась к Эрвину. Джемис выхватил кинжал, Эрвин взялся за эфес, но задержал движение. Фигура была слишком тонкой, хрупкой. Он узнал ее, а она — его. Замерла в нескольких шагах:

— Эрвин?.. Эрвин, милый, ты?

— Иона!..

— Скажи, что я не ошиблась! Умоляю, только скажи: ты?!

— Кто же еще?! — воскликнул он, подходя к сестре. — Я, во плоти! Пощупай и убедись.

Эрвин протянул ей руки ироничным жестом. Иона схватила их, с судорожной горячностью ощупала ладони, плечи, шею, провела пальцами по щекам.

— Да что с тобою?! — воскликнул Эрвин. — Это я, твой брат! Я жив и здоров!

— Я чувствовала… — сдавленно прошептала Иона, — знала, что с тобою беда… Ветер принес, небо рассказало. Чувствовала, что тебе очень плохо… боялась, что ты…

— Умер?.. — Эрвин обнял ее. — Ты не слишком ошиблась, дорогая сестрица. Но, тем не менее, я жив.

Кажется, теперь она поверила — и всхлипнула.

Эрвин заметил странное одеяние сестры и попробовал пошутить:

— Теперь здесь такая мода — ходить босиком в ночных сорочках? Я сильно отстал от светской жизни.

— Мне не спалось, — ответила Иона. — Много ночей так: ложусь, но сон уходит. Слушаю шаги, голоса, жду… Сегодня был шум… и я поняла, что ты вернулся. Милый Эрвин, что же с вами было?..

— Не сейчас. Довольно тревог для этого вечера. Лучше скажи, что у вас происходит? Все как-то странно.

Он успокоился, едва увидел Иону. Она свободна — значит, нет ни мятежа, ни переворота. Нечто поменялось в укладе жизни — только и всего.

— Странно?.. — повторила Иона. — Все странно. Жизнь повернулась с тех пор, как ты уехал. Все не на месте. Кривое отражение…

— Как отец?

— Отец?.. — переспросила сестра, и снова: — Отец?..

Раздались шаги. Артур Хайрок — кастелян Первой Зимы — подошел к Эрвину.

— Милорд, желаю здравия. Прошу пройти со мной. Отец вас ждет.

— Джемис, за мною, — махнул Эрвин и пошел за кастеляном.

— Отец ждет?.. — воскликнула Иона вослед брату. — Тебе не сказали? Тебе ничего не сказали!

Каблуки стучали о камни. Скрипнула калитка внутреннего двора, затем — дверь герцогских покоев. Оказавшись внутри, Артур взял факел из кольца на стене. Во дворе он обходился без света.

— Что с отцом? — спросил Эрвин.

— Милорд… вы сейчас узнаете.

— Что произошло?! Отец погиб? Отвечайте!

— Нет, милорд, его светлость жив… — голос кайра звучал нетвердо — впервые на памяти Эрвина.

— Тогда в чем беда? Что происходит, наконец?

Артур не ответил.