Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу

с собой, то предпочла сменить тему и сердито сказала:

— Ладно, закроем этот вопрос. Я достала материал, нужно его использовать. Кроме того, А-Нань захватил еще много людей и пока заточил их на Пике Сышэн. Когда закончишь с текущими делами, срочно возвращайся и приступай к изготовлению новых марионеток.

Сказав это, она с досадой махнула рукавом и ушла, а Тасянь-Цзюнь снова уставился на Чу Ваньнина. Обнажив свои белоснежные зубы, так что стали видны ямочки на его щеках, он сказал:

— А ты и правда везунчик, пришла новая партия материала для работы. Хочешь увидеть, как этот достопочтенный строит мост?

Строительство подвесного моста из принесших себя в жертву живых людей и правда выглядело ужасно, так что после возвращения той же ночью Чу Ваньнину приснился кошмар.

В этом ужасном сне Тасянь-Цзюнь стоял в самом конце Дороги Мученичества, и ноги его наступали на сломанные кости, сердца, внутренности и кишки. У каждого раздавленного им органа был ярко-красный рот, из которого рвался наружу пронзительный плач и стенания.

«Я не хочу умирать…»

«Верни мне жизнь… верни мне мою жизнь…»

Среди этих останков он видел половину лица Сюэ Мэна, глаза Сюэ Чжэнъюна, тело госпожи Ван и руку Хуайцзуя с приметными родинками.

Он изо всех сил бежал к ним и кричал:

— Сюэ Мэн! Глава! Госпожа…

Голос сорвался…

Он увидел, как на фоне кроваво-алого неба Мо Жань медленно повернул голову. Он был одет в старую форму ученика Пика Сышэн и взгляд его был полон нежности и печали:

— Учитель, помоги мне… — сказал он. — Я не хочу умирать, не хочу так… спаси меня…

Внезапно он проснулся. Дыхание сбилось, щеки были мокрыми, исподнее мокрым от холодного пота. Он хотел встать, но его запястья были связаны заклинанием Тасянь-Цзюня, так что он не смог даже пошевелить руками.

В комнате было очень тихо. Он был совсем один. Отмеряя время, вода в водяных часах, медленно, но неумолимо, стекала вниз, словно слезы покойников.

— Эй. Кто-нибудь…

За эти дни его дух пришел в полный упадок, и он похудел до неузнаваемости. Сейчас, когда Чу Ваньнин в полном одиночестве сидел на кровати, накинутое на него одеяло почти не очерчивало контуры его тела.

Воспоминания прошлой жизни, ошибки жизни настоящей, горы трупов и будущее, в котором не осталось места надежде.

Слишком многое легло на его плечи, так что даже его железный внутренний стержень, в итоге, не выдержал и рассыпался в пыль.

Глаза Чу Ваньнина были пусты, сердце билось часто. Его разум начал проясняться. Он медленно выплывал из зыбкой нереальности этого кошмарного сна, но реальность оказалась ненамного лучше. Сейчас Чу Ваньнин выглядел как человек окончательно сломленный и разбитый вдребезги.

— Кто-нибудь…

С трудом ковыляя на старых ногах, в комнату вошел Лю Гун. Сейчас старик выглядел куда более дряхлым, чем помнил Чу Ваньнин. Впрочем, в этом мире прошло уже слишком много времени с тех пор, как он здесь умер в прошлой жизни.

— Образцовому наставнику приснился дурной сон?

Старому слуге хватило одного взгляда, чтобы понять, что у него на сердце. Чу Ваньнин лишь устало кивнул головой.

— Давайте, я сделаю вам горячий имбирный чай…

— Не стоит, — Чу Ваньнин поднял чуть влажные глаза и в сумраке комнаты посмотрел на слугу. — А где Мо Жань? Все еще на Дороге Мученичества?

— …

— Сколько людей он опять убил?

Помолчав, старик Лю со вздохом сказал:

— Образцовый наставник, не нужно спрашивать.

Капля за каплей утекало время. Снаружи дул ветер и уныло шелестел дождь.

— Старый слуга ничего не знает о магии, но даже ему понятно, что после полного открытия Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти, назад пути не будет. В глубине своего сердца образцовый наставник ведь тоже это понимает.

Губы Чу Ваньнина дрогнули. Через несколько секунд он закрыл глаза и обхватил пальцами заговоренную огненно-красную магическую цепь. После того неудачного покушения, Тасянь-Цзюнь опасался его и всегда был настороже. В свободное время император лично присматривал за ним, а когда выходил, чтобы проложить дорогу для возвращения демонов на родину, то запирал Чу Ваньнина во Дворце Ушань.

— Образцовый наставник… ну полноте, отпустите, за две жизни вы уже достаточно сделали, — старческий голос Лю Гуна дрожал, словно осенний лист на ветру, — эти последние дни, давайте, побудем просто безучастными зрителями, как и все, кто еще остался в мире. Все кончено, выхода нет. Живите хорошо и не мучайте себя больше…

Позже Лю Гун принес чашку имбирного чая и смотрел на Чу Ваньнина, пока он пил. Благодаря тому, что этот почтенный старец всегда был предельно осторожен в словах и делах, ему удалось так долго продержаться рядом с Тасянь-Цзюнем.

Но в эту дождливую ночь, увидев загнанного в угол и изможденного до крайности Чу Ваньнина, щеки которого были белее, чем фарфор чайной чашки, он невольно отвел взгляд и, вглядываясь в мрачную дождливую ночь снаружи, вдруг почувствовал, что сердце его обуревают очень смешанные эмоции.

Лю Гун не знал, как утешить Чу Ваньнина, поэтому, запинаясь, повторял снова и снова:

— Выпейте еще немного. Выпейте, эту чашку вам нужно допить… имбирный чай рассеет холод, говорят, что дурные сны снятся людям из-за холода в теле. Выпейте перед сном и сможете спать без кошмаров.

Чуть позже, впав в оцепенение, он тихо пробормотал:

— Моему сыну прежде тоже снились кошмары, так я давал ему попить, и он сразу засыпал спокойно…

Но этот шепот было слишком тихим, так что Чу Ваньнин его не расслышал.

Старый слуга подождал, пока он допьет чай, после чего медленно вышел с подносом, перед дверью украдкой вытерев уголки глаз. Сердце старика дрогнуло и размякло, но сделать он все равно ничего не мог, поэтому уныло побрел прочь, и лишь спина его выглядела еще более сгорбленной, чем раньше.

Наконец его поникшая фигура исчезла в конце крытой галереи.

На самом деле старик Лю был прав. Если он хочет остановить Ши Мэя, лучше всего сделать это до открытия Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти. Если он упустит этот шанс, исправить положение будет практически невозможно.

Чу Ваньнин сидел в одиночестве в обезлюдевшем Дворце Ушань. Он прекрасно понимал, что в итоге все-таки проиграл Ши Мэю. В прошлой жизни он слишком поздно обнаружил правду, так что все его жертвы и планы лишь на десять лет отсрочили это бедствие.

В конце концов, все вернулось к исходной точке.

Он старался изо всех