Kurohibi. Черные дни - Gabriel

— И тебе придется столкнуться с Лилит, защищающей своих детей.

— Неважно. Меня ничто больше не держит в этом мире. Я иду вместе с вами.

— Что ж, Синдзи-кун… — закрывший глаза и задумавшийся о чем-то Каору, вдруг объял его алым пламенем во взгляде, невесомой пушинкой поднялся в воздух и опустился на четвереньки прямо над его телом на столе. — Признаться, я очень рад. Уже много времени я слежу за тобой, но впервые ты сделал нечто, что заставило меня ощутить столь сильный трепет и восхищение. Я исполню твое желание и подарю тебе плод вечной жизни. Прими его, Икари Синдзи, и стань со мной одним целым.

Руки юноши, мягкие и легкие, словно перья, опустились на его грудь, а голова склонилась прямо к лицу.

— Еще не поздно отказаться… — прошептал Каору заботливым голосом. — Ты можешь вернуться к Рей, и она выведет тебя из лабиринта души к самому началу.

— Нет, — твердо без колебания ответил задрожавший Синдзи. — Назад пути нет. Я открою душу для тебя, прими ее и дай мне свою силу.

— Твое желание…

Руки Каору, вдруг сделавшись ватными и воздушными, как облака, прошли сквозь кожу Синдзи и замерли в самом центре его груди. Тот не ощутил ни одного намека на боль или какой-то дискомфорт, кроме вполне ожидаемого волнения и предчувствие настоящего чуда, что заставляло биться сердце в бешеном ритме и кружить голову вихрем чувств.

Невесомые пальцы обхватили трепещущее сердце, и лицо Каору вплотную приблизилось к нему. Синдзи зажмурился, потому что волнение сделалось нестерпимым, а тело стало пронзать удивительная электризованная волна, наполняя его неестественной легкостью. Словно свет заструился по венам, растворяя внутренности мягким чарующим огнем, Каору почти целиком погрузил руки в грудь Синдзи и начал буквально утопать в его плоти, медленно растворяясь в нутре. Лик юноши влился прямо в лицо Синдзи, колыхнув по нему круги, как будто это была гладь озера, и тела их, как две оплавленные свечи, начали смешиваться воедино, образовывая жидкие и словно магнитом притягивающиеся капли.

Синдзи чувствовал, как его настоящее тело умирало, исчезало бесповоротно, растворяя каждый орган, каждую клеточку вместе с травмами и побоями. Испарилась россыпь синяков и царапин, смешивались ссадины и швы, оплавлялась сломанная кость в пальце, заполняя пустоту вместо себя настоящим живым светом. И хоть вместе с телом исчезала и боль, и тяжесть усталости, и те грузом висящие потребности в пище, воздухе, восстановлении, что изнашивали и старили плоть, Синдзи ощутил бесконечную тоску, потому что терял нечто дорогое и являющееся частью его — свою оболочку. И пусть новое тело, подаренное им Каору, — лучащееся светом, невесомое, неуязвимое — было во всем лучше его прежнего, Синдзи все равно не смог сдержать горьких слез утраты от защемившего чувства в груди. Новые ощущения легкости и плавности, словно он являлся солнечным лучом в оболочке из неба, лишь подтвердили тяжелое осознание собственной смерти, пусть всего лишь физической.

— Не бойся, Синдзи-кун, — вдруг раздался отчетливый голос Каору прямо в центре его головы. — Теперь ты в безопасности.

Однако в душе того вдруг стремительно разгорелся приступ паники от ощущения чужой жизни в себе, будто его самого вытолкнули к дальней стенке черепной коробки, а освободившееся место заняла чужая личность, взглянув на его обнаженное и беззащитное сердце.

— Успокойся, Синдзи-кун, успокойся. Это просто с непривычки.

— Я… — он учащенно задышал, — я не могу управлять своим телом… Голова… я не помещаюсь в ней… меня выталкивает…

— Потерпи еще мгновение. Ты почти перестроился.

На столе звякнули выпавшие из вскрытого черепа иглы и зажурчала полившаяся на пол жидкость — остатки его сгнившего тела. Сияющее нутро Синдзи начала покрывать тонкая вуаль, создавшая некое подобие кожи и одновременно ограничившая его бьющую в беспорядке и вытекающую жизненную энергию. Когда оболочка сформировалась, и впрямь сделалось немного легче, а Каору в его голове заботливо произнес:

— Вот и все. Теперь ты выглядишь так же, как и раньше, но не падешь под собственной силой.

— Не могу пошевелиться…

— Сейчас…

И вдруг давление чужого сознания в голове Синдзи исчезло, и осталась лишь легкая тень, словно кто-то просто смотрел ему в спину, никак не касаясь напрямую. Контроль над телом вернулся мгновенно, оставив эту чудесную легкость и невесомость, но притом сохранив ощущение пространства. Синдзи попытался подняться и чуть не рухнул со стола — двигаться было настолько легко и приятно, словно его подхватывал податливый ветер или теплое течение в озере, не затормаживая, а наоборот, предугадывая каждый его шаг и подталкивая вперед.

— Ох… Как непривычно.

«Будь осторожнее. Теперь твой барьер абсолютного страха будет служить тебе щитом, оружием и самым верным помощником. Просто пробуди в душе ощущение безопасности и уюта, если хочешь защитить себя, и страх и гнев, если захочешь атаковать. С помощью чувства воодушевления ты сможешь парить — это словно как петь понравившуюся тебе мелодию».

Голос Каору в голове звучал, как собственные мысли, только обретшие волю, и оттого Синдзи нервно поежился.

— Значит, теперь ты в моей голове?

«Тебя это раздражает?»

— Ничуть. Наоборот, это гораздо лучше своего расколотого сознания. С тобой я чувствую себя увереннее и спокойнее.

«Это очень приятно. Теперь я заключен в твоем теле, и мы больше не сможем расстаться, пока ты не вольешься в Белую Луну. Хотя и там мы будем частью единого».

— Звучит обнадеживающе.

Приноровившись к ощущениям, Синдзи с все возрастающим восторгом сделал несколько шагов — двигаться было настолько удобно и легко, что он всерьез задумался, как же мучаются люди в своих обременяющих оболочках из кожи и плоти. Он был готов даже просто пойти, куда глаза глядят, и идти целую вечность, настолько чарующе и приятно он себя чувствовал. Но тут его взгляд скользнул по зеркалу на стене и невольно замер. Синдзи определенно видел себя, свою обнаженную фигуру, каким он был до перевоплощения. Однако его кожа теперь сияла снежной белизной, сделавшись почти прозрачной и нежной, как у Рей. Пропали синяки, ссадины, врожденные дефекты и родинки, тело светилось чистотой, словно не принадлежало миру сему. И самое главное — цвет глаз и волос Синдзи изменился. Теперь в отражении на него смотрели два темно-алых, цвета густого красного вина, зрачка, столь контрастирующие с белесым покровом, а локоны высветились и приобрели жемчужно-платиновый оттенок. Будто Каору или Рей, теперь он сам стал походить на