Полночь в Малабар-хаусе - Вазим Хан

глаза. Поистине, этого человека в один прекрасный день ждал сердечный приступ на бюрократической почве.

В ящике лежали бумаги, почта и рукописные заметки, но среди них не было ничего примечательного. И ничего, что могло бы иметь отношение к смерти Хэрриота.

В потрепанной кожаной записной книжке обнаружилась газетная вырезка из «Таймс оф Индиа» со статьей – судя по дате, уже двухмесячной давности – и фотографией. В статье подробно описывалось торжественное открытие нового бомбейского клуба. На фотографии были изображены два индийца, мужчина и женщина, и двое белых мужчин в смокингах.

Персис внимательно рассмотрела всех четверых.

В белых мужчинах не было ничего примечательного – вероятно, это были какие-нибудь бизнесмены или госслужащие. А вот пара индийцев выглядела потрясающе, хотя явно не прилагала к этому особых усилий. Мужчина держал под руку женщину, одетую в сари. Вторую руку та поднесла к шее, которую украшало броское ожерелье.

Из статьи Персис узнала, что индиец – это Ади Шанкар, владелец нового клуба, и что женщина подле него – светская львица Минакши Рай. Кроме вырезки, в записной книжке больше ничего не было. На мгновение Персис задумалась, зачем Хэрриот сохранил ее, а затем по наитию добавила вырезку к уликам.

Она быстро перерыла оставшиеся ящики и не обнаружила в них ничего интересного – только клочки бумаги, причудливый брелок, который когда-то по рассеянности сунули сюда, да так и оставили, и наконец коробочку с сигарами. Зря Лал так беспокоился.

Но вот она открыла самый нижний ящик.

В нем оказался револьвер. Персис извлекла его на свет и продемонстрировала Лалу и Блэкфинчу.

– Вы позволите? – спросил англичанин, взял у Персис револьвер и понюхал его. – В последнее время им не пользовались.

Затем он выдвинул патронник.

– Полностью заряжен.

– Вы знали, что у него был револьвер? – обратилась Персис к Лалу.

– Да, знал. Это «Уэбли», модель Мк4. Стандартное поздневоенное вооружение британских солдат.

– Сэр Джеймс воевал?

– Ну не совсем воевал. По политическим причинам ему присвоили почетное звание, и это дало ему право носить табельное оружие. Сэр Джеймс хранил его как сувенир.

– А хорошо он стрелял? – спросил Блэкфинч.

– Да. И очень этим гордился.

– А это значит, что, если бы сюда вошел кто-нибудь, кто показался сэру Джеймсу опасным, его естественной реакцией было бы схватиться за пистолет.

Блэкфинч выдержал паузу и добавил:

– Но сэр Джеймс этого не сделал.

Персис быстро поняла, что таким образом англичанин подчеркивал свои аргументы. Правда, ненамеренно, но менее неприятной его привычка от этого не становилась. И что хуже всего, сам Блэкфинч понятия не имел, насколько это раздражает.

– Необходимо будет провести вскрытие, – объявил англичанин.

– Вскрытие? – Лал выглядел испуганным, как будто не ожидал ничего подобного.

– А еще придется обыскать дом, – добавила Персис. – Сколько гостей было на балу?

– В списке их было сорок восемь, – отозвался Лал. – А в придачу еще прислуга, в том числе нанятая специально для этого вечера, джаз-бэнд и, конечно же, я сам. То есть в общей сложности еще девятнадцать человек.

Такая точность поразила Персис, и она даже задумалась, не готовился ли Лал заранее к этому вопросу.

– А они все еще здесь?

– Пока никто не расходился. Но многие уже начинают беспокоиться.

– Вы сказали им, что Хэрриот убит?

– Ну не совсем это. Я сказал, что ему нездоровится и он ушел к себе вздремнуть.

Персис поглядела на мертвого англичанина, которому уже не суждено было подняться на ноги и пуститься в пляс. Да уж, нездоровится так нездоровится. От этого недомогания никакое чудо-средство не поможет.

– Мне нужно допросить их. Можете вы как-то собрать их вместе?

– Вы желаете допросить гостей? – переспросил Лал и покачал головой. – Боюсь, вы не вполне осознаете положение дел, инспектор. В число гостей сэра Джеймса входят самые богатые и влиятельные люди в городе, если не во всей стране. И с ними нельзя обращаться так, будто вы считаете их убийцами.

– Но они и вправду могут оказаться убийцами.

– Я в это не верю, – возразил Лал. – Просто какой-то посторонний злоумышленник забрался в особняк, столкнулся с сэром Джеймсом в его кабинете, впал в панику и…

Персис задумалась над этой версией.

– У ворот была охрана?

– Да. Но ведь нынче канун Нового года. Даже охрана иногда улучает минутку, чтобы насладиться праздником. Не думаю, что было бы так уж трудно проскользнуть мимо незамеченным.

– Сэр Джеймс был знаком с убийцей, – снова встрял в разговор Блэкфинч.

Лал нахмурился.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Убийце пришлось подойти к нему близко. Пускай даже сэр Джеймс не потянулся за пистолетом – если бы на него напал кто-то незнакомый, он попытался бы хоть как-то защититься. Остались бы следы борьбы. Однако их нет. Убийца приблизился к сэру Джеймсу, одной рукой схватил его за голову, – Блэкфинч показал, как именно, – а другой рукой вонзил ему в шею нож. Маневр отработанный и исполнен быстро и точно.

– К чему вы клоните?

– К тому, что, если неподготовленный человек решит на кого-нибудь напасть с ножом, он будет наносить удары и отражать их, как фехтовальщик, у которого вместо шпаги лосось. Работал явно не дилетант.

Лал побледнел.

– Вы хотите сказать, убийца – военный?

– Не факт. Но насилие ему определенно не в новинку.

– Мне понадобится список всех присутствующих, – сказала Персис.

Лал приоткрыл рот и коротко кивнул в знак согласия. Самообладание наконец ему изменило.

– Где его родные? – продолжала Персис.

– Сэр Джеймс – холостяк. Жены у него никогда не было, и детей тоже.

Персис задумалась, не упустила ли она что-нибудь из виду.

– А из комнаты или у самого сэра Джеймса случайно ничего не пропало?

– Ничего ценного, если вы об этом.

Но его слова прозвучали как-то неуверенно, и Персис смерила его любопытным взглядом. Развить мысль ей помешал Блэкфинч.

Все это время он изучал портрет, помещенный среди книжных полок. На картине был изображен сам Хэрриот, красивый какой-то особой грубоватой красотой и плотно упакованный в военную форму, словно сосиска в оболочку. Большая такая сосиска, длиной в шесть футов. На заднем плане возвышался громадный белый особняк, напоминающий о Шимле и о прочих подобных местах, где так любили зимовать британцы.

В целом здесь отображалось все, что только могло отображаться на портрете колониста: величие, утонченность, благожелательность и презрение.

– Вот тут на раме царапины, – сказал англичанин. – Картину часто перемещали с места на место. Это все явно неспроста.

Даже не подумав спросить разрешения у Лала, он потянулся к картине и снял ее со стены. Однако действовал он так неловко, а портрет оказался таким большим и тяжелым, что перевесил. Лал вскрикнул, но было уже поздно.