Лалиса и её друзья. - Вахтанг Глурджидзе

он время от времени кивает головой. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!

В это время врач подскакивает ко мне, нагибается, всматривается в мои глаза, а потом переводит взгляд на лицо. потом достаёт из кармана халата небольшой фонарик, и светит мне прямо в зрачки. Чтобы я непроизвольно не закрыл веки, он их придерживает пальцами. Так и хочется в этот момент плюнуть ему в лицо, но проклятая трубка от какого-то аппарата мешает это сделать. Наконец, экзекуция кончается, и доктор оборачивается к медсестре, и что-то лопочет, но я не могу понять ни одного слова. Тарабарщина какая-то! Медсестра пришла с одноразовым шприцем, и вкатила мне какой-то препарат. Примерно минут через десять я провалился в небытие. ..

Место действия: Мемориальный госпиталь Понсэн, палата для ВИП больных.

Время действия: второе мая две тысячи девятого года. Девять часов утра.

Пробуждение было намного приятнее, чем прошлым днём. Трубки интубации, а вместе с ней и прозрачного шланга я не обнаружил. Глотание давалось с трудом, во рту был какой-то немного непривычный привкус. Попытка двигать конечностями привела к заключению, что они практически одеревенели, и слушаться хозяина не хотят. Вот так и лежу в кровати. Могу только глазами хлопать, и косить их по сторонам. А я ведь хочу посмотреть, что со мной произошло. Но возможности нет от слова «совсем». Накрыт я какой-то простынёй, из неё торчит только голова, а шею вертеть по сторонам у меня тоже не получается. В общем, как эти идолы с острова Пасхи – зарыты в землю, и только головы торчат с важным видом…

И спросить ничего не могу, не потому, что говорить трудно, а просто, никого в палате нет, и по-моему, обо мне все забыли. От нечего делать попытался всё-таки шею повернуть. Вначале было больно, но терпимо, потом, что-то хрустнуло там внутри, и я с удивлением обнаружил, что голова может уже поворачиваться туда, куда я хочу. Осмотрел палату. Она та же, что была и вчера, двери разрисованы под шахматную доску, окрас стен и потолка – светло-кремовый. Смог даже посмотреть в окно…

Лучше бы я этого не делал! Это не мой город! Где я нахожусь?! Таких огромных домов и моря нет, там где я живу… Чёрт, где я?! Попытался вспомнить своё имя, но тщетно! Голова пустая. Про город помнил, а вот его название никак на ум не приходило. Попытался вспомнить хотя бы, в какой стране я жил…. Бесполезно! Как будто кто-то пылесосом высосал из моего мозга эти знания. Были только какие-то обрывки, типа «хаппи» или «пало»…

А может я хиппи? Нет, вряд ли! Они в прошлом веке были, и не у нас, а на загнивающем Западе. Как они себя называли? А, помню – «цветы жизни». Ага. Цветочки хреновы, наркоманы недобитые! Нет. Я точно никакой не хиппи! Стоп! А почему я про них помню, а про себя ничего не помню? Странно!

Ладно, давай попробую пошевелить рукой. Примерно через час, ну, это по моим ощущениям, мне удалось повернуть кисть правой руки. Потом я захотел тронуть ногу. Тронул. Ноль внимания, фунт презрения! Всё, устал! Прислушался к своему организму. Вроде ничего не болит. Почему тогда двигаться не могу? Опять поворачиваю шею. Внезапно перед глазами заплясали какие-то точки, и всё стало видно, как- будто через дымку. Что со мной? Настроение быстро падает. И появляются нотки паники.

Но от неё меня спасает появление вчерашнего доктора. И что этот непонятный азиат хочет мне сообщить? Вчера из его тарабарщины, я совсем ничего не понял. эскулап берёт стул, который стоит, поодаль, у стены в моей палаты, садится на него, внимательно на меня смотрит, и начинает говорить. Что-то у меня в мозгу щёлкает, и я с удивлением начинаю понимать, о чём болтает этот врач:

- Пранприя-ян, здравствуй! Я твой лечащий врач, Пак джин Хо. Ты ведь слышишь меня, если слышишь и понимаешь, что я тебе говорю, то моргни глазами.

Моргаю, а сам думаю:

«А на каком языке он со мной говорит? Я вроде такую тарабарщину впервые слышу! Хотя, я помню, у меня что-то было связано с таким именем. А вот что? Да, и почему он меня называет как-то странно? Пранп, Трамп, тьфу ты! И не выговоришь! Да, а что это за «ян» в конце?».

Доктор продолжает что-то говорить, но я его не слушаю, так как меня пронзает догадка:

«Чёрт, Пак! Он кореец! Но почему он меня упорно называет девочкой? По-моему, я где-то читал, что корейцы девчонок до совершеннолетия зовут по имени с приставкой «ян», а японцы – «тян».

Но я ведь мужик, причём взрослый, какое тут «ян» или «тян»! Ладно, потом разберёмся. А пока послушаем , что он там вещает».

- Пранприя-ян! Тебя сбил автомобиль, и ты попала в наш госпиталь. Так как ты иностранка, за тебя поручилась семья Ким, только её телефон мы нашли в твоей записной книжке. К сожалению, твой мобильник попал под колёса сбившего тебя автомобиля. Кимы сообщили, что ты проживаешь у них на съёмной квартире. Они позвонили в Бангкок твоим родителям. Те прибывают послезавтра. Но вчера с нами связалась твоя онни. Она приехала вчера из Сеула, и навестит тебя вместе с Кимами и твоими друзьями. Ты всё поняла, Пранприя-ян?

Моргаю, чтобы показать, что спич доктора я понял окончательно и бесповоротно. Эскулап обрадовался, как маленький ребёнок. Он улыбнулся, а потом попросил:

- Пранприя-ян, попробуй что-нибудь сказать.

Попытка выполнить просьбу врача привела к сухому кашлю, вырвавшемуся из моего горла.

- Ничего, Пранприя-ян. Есть другой способ коммуникации. Знаешь, что это такое? Если знаешь, то моргни один раз, если нет, то два раза!

Смотрю. Вроде планшет. Да, точно планшет! Моргнул один раз.

- Вот и хорошо, Пранприя-ян, а теперь моргни один раз, если ты пальцами можешь хоть немного шевелить.

Пальцами?! Хорошо будет, если одним смогу! Пробую. Да, указательные пальцы вроде работают на обеих кистях. Теперь попробую согнуть правую руку в локте. Странно, но она довольно легко сгибается, и поднимается из-под простыни. Я с удивлением смотрю на укоротившуюся руку, с длинными, явно не мужскими пальцами, белую, практически без единой волосинки, кожу, и начинаю что-то подозревать. Врач видит, что моя рука двигается, пальцы тоже, и радостно пододвигает мне планшет. Он включён. Там, вместо привычных