Todo negro - Андрей Миллер

платье с юбкой-колокольчиком, красное в белый горошек.

А за столом сидели двое легавых. Помощники шерифа — в форменных рубашках, со звёздами. Широкополые шляпы висели на оленьих рогах, украшавших гостиную. Один был постарше, с пышными седыми усами, а другой совсем юношей. Смуглый, похожий на мексиканца.

Потому-то я и схватился за ствол. Но сию же секунду понял: на меня не обращают никакого внимания.

— Не боисся. Они тебя не видят. И не слышат.

Старик впервые с беседы на крыльце заговорил. Жестом пригласил меня сесть за стол. Я так и сделал, всё ещё не убирая ладонь далеко от пистолета. Однако копы в самом деле не замечали меня, хоть самый разыскиваемый в южных штатах человек сидел на расстоянии вытянутой руки.

Девочка о чём-то говорила с полицейскими, те старались любезничать. Юный латинос тайком пялился на её стройные ножки. Мне что-то мешало разобрать этот разговор: словно невидимая и неощутимая мембрана.

— И хера лысого они тут делают? Ты позвонил, старик? Ты меня узнал, да?!

Почему-то именно об этом хотелось спросить: вовсе не про куда более загадочную сторону всего происходящего. Старикан скривился.

— Никому я не звонил, а тебя и без новостей знаю. Давно уже ждали в гости… ты в курсе, как оно заведено. Что хотят — то возьмут. А эти дурики… нелёгкая принесла. Увидели следы тачки да проверить решили.

— И что теперь?

— Ну, замочи их.

Далеко не впервые в жизни я слышал эти слова: в форме предложения или приказа. Но впервые был искренне удивлён.

— Что, прямо здесь?

— А где ещё?

— Всю гостиную ведь запачкаю.

Именно этот момент меня особенно смутил. Ведь красотке потом мозги со стен соскребать…

— Не боиися, приберём. Ежель они к рации пойдут, в тарантас свой — никак и другие приедут… ещё больше мороки. Проще прибрать. Вали их, говорю!

Я перевёл взгляд на девушку. Если в футболке на голую грудь и мини-шортиках она выглядела очень сексуально, но теперь — просто куколка, почти ребёнок. Голубые глазки смотрели на меня, не мигая. Она медленно растянула пухлые губы в улыбке и кивнула.

Истолковать этот знак было нетрудно.

Я достал пистолет, вытянул руку, приставил оружие прямо ко лбу усатого копа — тот ничего не замечал, продолжая жевать и глядеть в тарелку. Взвод курка, щелчок… нет, никакой реакции. И я нажал на спуск. Старый добрый «сорок пятый» сделал своё дело.

А потом я выстрелил ещё раз, практически мгновенно: быстрым, чётким движением переведя оружие на аккуратно стриженый затылок латиноса. Он даже повернуться-то не успел на шум, лишь вздрогнул и опрокинул стакан с домашним лимонадом. Бах! Алый фонтан крови и мозгов вылетел из его лба, забрызгав краешек платья хозяйки. Белых горошинок не стало видно: только красное.

Девушка даже не поморщилась. Только поскакала на кухню — видимо, за шваброй…

Мы со стариком выволокли трупы из дома.

— Закопаем?..

— Мороки с лопатами… а зверюшек, сынок, кормить надо. Видишь загон? Вот туда, будь любезен, тащи. А то я умаялся…

Это правда: он кряхтел и кашлял. Не в форме старикан для подобных физических упражнений, зато мне-то сил было не занимать. Довольно быстро я подтащил труп мексиканца к ограде и, несмотря на уже сгустившийся мрак, рассмотрел обитателей вольера.

В поздний час, когда заметно похолодало, мощные туши крокодилов едва-едва шевелились: видно только, что дышат. Заметное движение — лишь в дальнем углу… но эта тварь не особенно напоминала крокодила.

Если точнее, то напоминала: морда точно крокодилья… однако лапы! И поза странная: чудище сидело, словно человек. А когда поднялось и вразвалочку зашагало ко мне на мощных, коротких, но всё-таки вполне человеческих ногах…

Я заорал так, что могли бы в ближайшем полицейском участке услыхать — без разницы, сколько до него миль. Схватился за пистолет, но старик остановил меня.

— Не голоси!.. Это не враг. Это… ну, предшественник. Не крокодил ещё, да уж и не человек. Ему тяжко, пока посерёдке. Так что ты уж поимей уваженьице.

Пальцы медленно разжались, освободив рукоятку. Я поднял раскрытые ладони, показывая человеку-крокодилу: всё нормально. Тот кивнул вытянутой мордой, склонился над трупом копа и принялся жрать.

— Так-то лучше. Давай, тащи второго.

Пока я волок к крокодилам (и не совсем крокодилам) второе тело, возник один вполне логичный вопрос. Да, вы можете сказать: какая логика, если происходит подобная дичь? А я вам отвечу, что такие кислоты жрал в своё время — вам и не снилось! Видал и людей-крокодилов, и чего похуже. Всё равно человек-человек — тварь самая мерзкая.

— А чей он предшественник?

— Да мой, чей же.

— Это как?

Пока я переваливал труп через ограду, старик закурил самокрутку.

— Как-как… раком через… ай… ты ж, дубина, как пить дать: меня за колдуна принял?

Интересный вопрос. Именно такая формулировка ранее не пришла мне в голову, однако теперь, когда старик сам произнёс слово «колдун» — она неожиданно точно легла на ощущения. Болота, «южное гостеприимство», крокодилы… колдуны. Вуду и всё прочее дерьмо. Папа Легба… или как там его? Я вспомнил безумные байки, слышанные от бармена в одном старом нью-орлеанском заведении. El Baron называлось, кажется.

— Не колдун я. Такой же отморозок, как ты — и нихера больше. Она любит отморозков. Самых отбитых гангстеров и убийц. Чем больше кровушки на руках, тем лучше. И она зовёт к себе, токмо ты сам этого уже не помнишь по дороге… Она что хочет, то возьмёт. Это без вариантов. Этак уже давно заведено в наших краях. И в других тоже…

— Каких других?

— Дурак ты всё-таки. Где есть шоссе, там и своя королева. Ну, может, не прямо шобы на каждом, но… ты понял. Не тупи. Папа Легба и дорожные знаки Матери. Везде свои хозяева. Слышал ты эти истории.

Человеку-крокодилу вполне хватило одного тела: он уже оттащил латиноса во мрак. Второму предстояло валяться в чёрной жиже до утра, когда проголодаются обычные твари…

Жёлтые глаза старика, до сих пор почти мёртвые, вдруг прояснились. Он смотрел прямо на меня и жадно затягивался: торопился докурить поскорее. На втором этаже дома зажегся свет: занавески делали его нежно-розовым. И манящим.

— Видал? Ждёт она тебя уже. Так что кончай со мной… и вперёд.

Я опять ничего не понял.

— Ну чё зыришь? Кончай, говорю. Человеком