Новенькая для коменданта - Дарья Сорокина

Что ж. Вот и все. Самооценка у меня основательно упала. Я была лучшей студенткой на потоке, а теперь закончу пристроенной по блату работницей министерства. А все потому, что меня по этому самому блату отшили все вузы страны! Теперь мой диплом можно постелить хомячку в клетку.

— Ло, ещё не все потеряно.

— Думаешь, осталась хоть одна академия, до которой отец не донес, что Алоиз Нобераль должна сидеть на попе ровно и не думать о преподавании? Подозреваю, что даже в при церковных школах все в курсе!

Я обессилено опустилась на пол, и вновь увидела под кроватью свои письма позора.

— Гидеон Дайхард, — с благоговением выдохнула Вивека. — Он точно не убоялся бы нашего папеньки.

Я впервые видела, чтобы сестра без отвращения произносила мужское имя.

— Никогда о нем не слышала.

— Именно! Уж если ты о нём ничего не знаешь, то папенька и подавно думать забыл. Он-то нам и поможет. Гидеон мой бывший капитан, но из-за тяжелого ранения был отправлен в запас, и сейчас он коменд…— Ви закашлялась: — Ректор одной … частной академии на севере. Мы напишем ему письмо, отправим магической почтой, и он возьмет тебя на работу. Просто не сможет не взять. У тебя есть под рукой копия твоей дипломной работы?

Покосилась под кровать и тяжело вздохнула.

— Целых двенадцать копий. А с чего бы какому-то Гидеону Дайхарду брать меня работу, когда двенадцать вузов уже завернули мою кандидатуру?

— Думаю, у них в Нуридже постоянная текучка и нехватка кадров… — уклончиво пробормотала Вивека. – Давай сюда ручку. Ты хочешь замуж за Боварда или преподавать?

— Преподавать.

— Тогда пишем Гидеону сейчас же!

— А что пишем-то? – вконец растерялась я.

— Пишем уверено, а главное — начинаем с угрозы. Если папенька играл не по правилам, используя своё положение и фамилию, то и мы будем жульничать. Начни с... Я, Алоиза Иксора Нобераль… Должно сработать!

Гидеон

Я трусливо прятался в закрытой аудитории от Мантиноры Блекстрём. С замиранием сердца прислушивался к шагам в коридоре и голосам случайных студентов. Сюда точно никто не должен заглянуть, потому что мы так и не открыли класс по Метеомагии. Не то чтобы у нас не было желающих обучаться весьма полезной на холодном севере дисциплине, просто не нашлось ни одного мало-мальски хорошего преподавателя. Чего уж там, даже самые посредственные стихийники предпочитали улицы подметать, чем отвечать на мои заискивающие письма с предложениями работы. В жизни так не унижался. И все зазря. Только выделенный бюджет потратили впустую на бесполезный класс.

Аудиторию с огромным панорамным окном под потолком превратили в склад сломанной мебели и вышедших из строя артефактов. Рычаги, открывающие купол наверху успели заржаветь и заклинить. Зато здесь можно было прятаться всякий раз, когда Мантинора собиралась серьёзно поговорить. Она уже лет семь пытается уволиться, и я уже лет семь оттягиваю этот миг, потому что едва завуч по воспитательной работе покинет Нуридж, то в мир нагрянет хаос и апокалипсис.

— Вы драматизируете, господин Дайхард, — раздался вкрадчивый голос моего секретаря. Я даже под сломанную парту заглянул, надеясь, что Генри сидит там, а не вторгся в мои мысли. Опять!

— Генри, что мы с тобой говори о ментальных вмешательствах?

— Вы не закрылись, господин ректор, — невозмутимо вещал Генри, словно я один был виноват в том, что он влез в мои мысли. — Госпожа Мантинора Блекстрём уже час терпеливо ждет вас в кабинете с заявлением об уходе. Что ещё я должен был сделать? – оправдывался секретарь.

Ладно, я сам виноват, взял на работу ментального мага. Но опять же, у меня был выбор? Где очереди из желающих работать в Нуридже? А теперь я даже по нужде не могу сходить, чтобы мой помощник не узнал об этом и не дал полезный совет. Надо, наконец, обозначить ему границы и сказать, что количество слоев на туалетной бумаге я в состоянии определить для себя сам.

— Три. Это оптимально экономически, гигиенически и по ощущениям, — встрял Генри. — И вы все ещё открыты, господин ректор.

— Уже иду, — отозвался с тяжёлым вздохом. Тянуть нельзя, буду унижаться и уговаривать почтенную старушку не бросать меня в это непростое для академии время. Хотя чего кривить душой, оно непростым было с момента основания, а с моим назначением лишь усугубилось

И дело не совсем во мне. Я лишь оказался не в том месте не в то время. А ещё не умел перечить прямым приказам.

— Капитан Дайхард, — радостно приветствовал меня генерал Турцитос и сел на край моей больничной койки.

Я тогда боролся с двумя противоречивыми чувствами. С одной стороны, хотел вскочить на ноги и отдать старшему по званию честь, показать, что я ещё гожусь на что-то. Пусть видит. С другой, мечтал сдохнуть от своего ранения прямо в тот же миг, когда увидел бархатный футляр в руках Турцитоса. Даже без его длинной речи о моих достоинствах, я знал, что там будет моя самая последняя в жизни награда. Медаль за отвагу и путевка в запас. Я больше не годился для армии, и мы оба это понимали. Проклятья, наложенные темными магами, неизлечимы, и даже если внешних проявлений не будет, однажды я допущу фатальную ошибку во время сражения, и погибнет много хороших людей.

Я надеялся, что хотя бы смогу тренировать новобранцев. Да, мне будет тяжело по первости смотреть на здоровых ребят и завиться собственной завистью и беспомощностью. Да, сам я не смогу быть на передовой, но мой опыт, мои знания нужны им.

— Нуриджу нужен, кто-то вроде вас, капитан Дайхард.

—Нуридж? Это военное училище? – сердце забилось в мучительном предвкушении. – Я буду преподавателем?

—Берите выше, Гидеон. Ректор. Как вам? Многие десятилетиями идут к такому повышению.

— Ректор военной академии? – я переспросил уже с сомнением. Мне было двадцать четыре. Не мальчишка, но и не умудрённый опытом управленец.

— Что-то вроде, — замялся Турцитос. – Вы послужите вашей стране, капитан?

Что я мог ответить ему в тот день?

Сейчас я бы тысячу раз подумал, стоило ли оставаться хорошим солдатом в глазах мерзавца Турцитоса? Откажи я ему тогда, сейчас я бы не мялся на пороге собственного кабинета. И как мне уговорить Мантинору остаться? Я просто не вывезу управление Нуриджем без неё и точно найду своё последнее призвание в бутылке.

— Госпожа Блекстрём, — я раскинул руки в стороны, изображая объятье.

Генри едва заметно закатил глаза, а у Мантиноры дрогнуло нижнее веко. Меня тоже всего колотило от предстоящего разговора. Но я уже даже на колени готов был рухнуть перед достопочтенной старушкой.

Блекстрём впилась морщинистыми пальцами в мантию и явно приготовилась держать глухую оборону, что моему неотесанному очарованию точно ничего не светило.

— Господин Дайхард, подпишите, пожалуйста, бумаги, — сухо вопросила женщина, избегая со мной зрительного контакта.