Могусюмка и Гурьяныч - Николай Задорнов

— Чего тебе? — очнулся Булавин.

— Неспокойно здесь, возле кордона в лесу недобрые башкирцы. Ты уж не засыпай, как бы худо не было...

Захар приподнялся, присел на лавке.

— Вышел я коней проведать, — продолжал мужик, — слышу за протокой разговор. Я в стайке притаился. Слушаю: Хибета нашего расспрашивают про какого-то Гейниатку: куда, мол, и откуда проехал? Хибет им объясняет: мол, с вечера грозу пересидел у лесника, а уехал к ночи поздно, как прошла буря. Чую, недобрые люди. По разговору видать... Хибетка у них свой человек в здешних лесах. Либо конокрады, либо разбойники. После спрашивали Хибета, кто в избе ночует. Как он сказал, что купец с ярмарки едет, я кинулся тебя будить. Да уж больно крепок ты спать. Этак ограбят, а ты и не услышишь.

— Много их? — пришел в себя Булавин.

— В потемках не видать, а по голосам человек пять или шесть, а может быть, и больше.

Захар стал всматриваться в окно. Дождь кончился. На небе ярко светили звезды. В лесу было темно. Черные иглистые ветви елей висели над рекой. По берегу, к мосткам — Захар различил — приближалась ватага людей.

На полатях завозился Трофим.

Булавин отвернулся от окна, пошарил под лавкой, нащупал сапоги, обулся.

Ямщик сидел здесь же на скамейке.

— Ну, Иван, — сказал купец, — наше дело держать ухо востро.

— Зря тревожишься, почтенный, — раздался с полатей голос лесника.

Он торопливо стал слезать, зашлепал босыми ногами по полу.

— Хибет — надежный парень. У башкирцев промеж себя свои дела идут, нам от них не беда. Не встречай их в темном лесу на хребте, а в моей избе от них худа не будет. Я их сейчас погоню. Вам, низовцам окаянным, — обратился он к ямщику, — всюду воры да беда, а сами-то... Ты не тревожься, Захар Андреич, я живо их успокою. — И лесник босой выбежал из избы.

В окне при свете звезд видно было, как он перешел мосток и присоединился к башкирам. Они долго разговаривали, размахивая руками, потом двое отбежали в лес, вывели лошадей. Башкиры вскочили в седла, и вся ватага поскакала через мосток к дому.

— Шабаш, Андреич, пропали!.. — завопил Иван и кинулся закрывать дверь.

— Будет дичать-то, — схватил мужика за ворот Захар. — Сиди помалкивай.

Всадники от мостка свернули в сторону и промчались берегом. Там, где протока сошлась на отмелях с главным руслом, перебрели реку, и вскоре их черные силуэты слились с дремучим лесом на другом берегу.

Трофим и Хибет возвращались молча. Оба прошли за угол избы.

Прокричал петух.

— Ну, слава богу, пронесло! — с облегчением молвил крестьянин. — А все-таки люди недобрые, да и за лешим-то Трофимом слава нехорошая ходит! Я сам не верил, думал, наша Низовка зря баласничает, ан и верно: с волками жить — по-волчьи выть...

— Либо съедену быть, — шутливо добавил Захар, довольный, что все обошлось благополучно.

Из сеней в избу вошел лесник.

— Хибетка где? — спросил Иван.

Трофим молчал. Мимо окна верхом на резвой лошаденке бойко проскакал вслед конной ватаге Хибет.

Захар проводил его взором и стал разуваться.

— Ложись, Иван, зря от тебя беспокойство, — сказал лесник и полез на полати. — Почивай, Захар Андреич, не тревожься. Я тебе говорю, спи спокойно.

— Спать-то спи, да глаз не смыкай... — ворчал в темноте Иван.

— Храпи, Низовка!..

В избе затихли.

Лесник поворочался на полатях.

— Наше место свято, — усмехнулся он.

ТАШ-КУШАК

На другой день солнце перевалило за полдень, когда взмыленные, уставшие кони затащили тарантас Захара на вершину хребта под самые утесы.

Отсюда видно далеко вокруг. Внизу прогалины зеленели лугами, а дальше во все стороны тянулись бесконечные горные кряжи, сплошь поросшие дремучим краснолесьем. Только каменные венцы хребтов белеют над тайгой.

— После ненастья-то как выведрило... — обвел рукой небо Иван.

— А ну, остановись, — тронул его Булавин.

У него ноги затекли от сидения, и захотелось поразмяться.

По вершине хребта на много верст сплошным каменным поясом простерлись отвесные обнажения известняков. Башкиры в старину так и назвали весь хребет: Таш-Кушак — Каменный Пояс. Через узкий естественный пролом в скалах проходила единственная дорога из города на завод. Около въезда в него под крутизной, в сырой тени угрюмого гребня и стала тройка.

— Обожди, Иван, я на Каменку испить схожу.

— Смотри-ка там... Михайло-то Иваныч в малинниках, поди, уж дожидает! — крикнул вдогонку кучер.

Встреча со зверями неподалеку от большой дороги в те времена на Урале не была редкостью.

Захар полез с дороги в чащу. Сначала он шел по высокой и густой траве, влажной от вчерашнего ливня. Полуденное солнце высушило деревья, но земля еще была мокрой и топкой, как болото. Кое-где попадались вывороченные бурей лесины. Ураган с бешеной силой свирепствовал вчера здесь, на вершине хребта.

Дойдя до приметной скалы, стоявшей особняком от гребня, как каланча у заводской церкви, Захар обогнул ее и забрался на россыпь. Это и была Каменка, широкая «каменная река» — лавина обломков скал, задавившая полосу хребта от венца до подошвы.

Захар по шуму воды отыскал скрытый под россыпью падун и, прыгая по замшелым плитам, двинулся вверх. Вскоре он достиг глубокого провала меж тусклых розовых глыб. На дне его бил родник и ускользал под камни к невидимому потоку, таинственно и глухо бурлящему где-то в глубине россыпи.

Булавин осторожно слез и, утвердившись на шершавых каменюках, стал пить и умываться. Тут до слуха его явственно донесся стук копыт и крики: «Что за чертовщина, — подумал Захар, — откуда тут люди взялись?»

Он осторожно выглянул из провала и осмотрелся. На обрывистом выступе гребня, как раз над Захаром, появился смуглолицый всадник в белом башкирском кафтане. Захар узнал его. Это был Могусюмка. К нему подъехали двое вооруженных башкир в мохнатых шапках. Один из них протяжно заклекотал. Все трое некоторое время всматривались в даль, переговариваясь между собой.

Из леса ответил рог. Всадники резко завернули коней, зарысили над обрывом по каменному гребню Урала и вскоре скрылись за скалами. А с другой стороны за россыпью, в чаще затрещал хворост, послышались голоса.

Захар торопился к тарантасу. Чтобы не выказывать себя трусом, он вылез из провала и пошел по россыпи, время от времени перепрыгивая с камня на камень.

«Нет, быть не может, чтобы они на меня напали. Разве только не узнают?» — подумал он и поежился, чувствуя, что, не разобравши, могут влепить заряд в спину. Тут он быстро перебежал по россыпи и спрыгнул в чащу. Разыскал свой же след и по примятой траве пошел к дороге.