P.S. Я все еще люблю тебя - Дженни Хан

Перед отъездом я надеваю пальто, и письмо вылетает из кармана. Марго подбирает его.

– Еще одно письмо?

Я краснею и торопливо говорю:

– Я пока не решила, когда мне его отдать. Самой бросить в ящик или отправить по почте? Или вручить лично? Марго, ты как думаешь?

– Просто поговори с ним, – отвечает Марго. – Прямо сейчас. Папа тебя подбросит. Езжай к нему домой, отдай письмо и посмотришь, что он скажет.

От этой мысли мое сердце начинает бешено стучать. Прямо сейчас? Взять и прийти, не позвонив, не составив план?

– Не знаю, – говорю я уклончиво. – По-моему, мне еще нужно подумать.

Марго открывает рот, чтобы ответить, но появляется Китти и заявляет:

– Хватит уже писем! Просто иди и верни его!

– Пока еще не поздно, – добавляет Марго, и я знаю, что она имеет в виду не только нас с Питером.

Я аккуратно обходила тему Джоша из-за всего, что между нами произошло. Конечно, Марго меня простила, но зачем раскачивать лодку? Последние дни я лишь молча ее поддерживала и надеялась, что этого достаточно. Но меньше чем через неделю Марго возвращается в Шотландию. Разве можно уезжать, даже не поговорив с Джошем? Мы все так долго дружили. У нас с ним все наладится, потому что мы соседи, и так бывает с теми, кто часто видится. Все сглаживается, будто само по себе. Но с Марго это не сработает, ведь она так далеко. Если они не поговорят сейчас, шрам будет становиться все тверже, пока не окаменеет, и они превратятся в незнакомцев, которые никогда не любили друг друга. Что может быть печальнее?

Пока Китти обувается, я шепчу Марго:

– Если я поговорю с Питером, ты поговоришь с Джошем. Не уезжай в Шотландию, оставив все так, как есть.

– Посмотрим, – говорит она, но я вижу промелькнувшую в ее глазах надежду, которая дает надежду и мне.

Марго и Китти уснули на заднем сиденье. Китти положила голову сестре на колени, а голова Марго с широко раскрытым ртом откинулась назад. Папа с блаженной улыбкой слушает Национальное радио. Все такие умиротворенные, а мое сердце бьется со скоростью миллион ударов в минуту в предвкушении того, что я задумала.

Я сделаю это сегодня же вечером. До того как начнутся уроки. Прежде чем все вернется на круги своя и мы с Питером станем одним лишь воспоминанием. Это как снежный шар: если его потрясти, на мгновение все переворачивается вверх дном, блестки повсюду… Настоящее волшебство! Но потом все успокаивается и возвращается на свои места. В жизни всегда все возвращается на места. А я не хочу возвращаться.

Когда мы проезжаем неподалеку от дома Питера, я прошу папу подбросить меня. Должно быть, он слышит в моем голосе отчаяние и нужду, потому что соглашается, не задавая вопросов.

Мы приближаемся к дому Питера, и я вижу, что везде горит свет. Его машина стоит на подъездной дорожке, рядом с минивэном его мамы. Солнце уже начинает садиться: зимой темнеет рано. У соседей через дорогу до сих пор горят рождественские огни. Возможно, это их последний день, ведь уже наступил новый год. Новый год – новая жизнь.

Я чувствую, как на запястьях пульсируют вены. Я нервничаю, ужасно нервничаю. Выбегаю из машины и звоню в звонок. Услышав шаги за дверью, я машу папе, и он отъезжает. Китти проснулась и широко улыбается, прижавшись лицом к заднему стеклу. Она показывает большой палец, и я машу ей в ответ.

Питер открывает дверь. Мое сердце скачет в груди, как мексиканские прыгающие бобы. На нем клетчатая рубашка, которой я раньше не видела. Должно быть, рождественский подарок. Волосы на макушке растрепаны, как будто он лежал. Увидев меня, он не выглядит удивленным.

– Привет! – Питер бросает взгляд на мою юбку, которая торчит из-под пальто, как бальное платье. – Ты чего так разоделась?

– В честь Нового года.

Может, стоило заехать домой и переодеться? Так я бы хоть чувствовала себя собой, заявившись к нему на порог с протянутой рукой, в ожидании милостыни.

– Ну, как провел Рождество?

– Хорошо. – Он делает паузу на целые четыре секунды, прежде чем спросить: – А ты?

– Отлично! У нас теперь есть щенок! Его зовут Джейми Фокс-Пикл.

На лице Питера ни тени улыбки. Он холоден. Я не ожидала, что он будет так холоден. Даже хуже… на его лице полное безразличие.

– Мы можем поговорить?

Питер пожимает плечами, что похоже на «да», но войти не приглашает. Меня охватывает тошнотворное подозрение, что у него Женевьева, но страх быстро рассеивается: будь она здесь, он бы ко мне не вышел. Питер оставляет дверь нараспашку, пока надевает кроссовки и пальто, после чего выходит на крыльцо. Он закрывает за собой дверь и садится на ступени. Я сажусь рядом с ним, разглаживая юбку.

– Ну, в чем дело? – спрашивает он так, будто я отнимаю его драгоценное время.

Это неправильно. Я ожидала совсем другого.

Но чего именно я ожидала от Питера? Что отдам ему письмо, он его прочитает и снова полюбит меня? Заключит меня в свои объятия, и мы страстно поцелуемся, но просто поцелуемся, невинно? И что потом? Мы будем встречаться? Сколько пройдет времени, прежде чем ему станет со мной скучно и будет недоставать Женевьевы? Прежде чем он захочет большего, нежели я готова ему дать, как в спальне, так и просто в жизни? Таким, как он, мало сидеть дома и смотреть фильм на диване. Как-никак, мы говорим о Питере Кавински.

Я так задумываюсь, увлекшись мысленным путешествием в будущее, что он спрашивает еще раз, на этот раз чуть теплее:

– Ну так что, Лара Джин?

Он смотрит на меня с таким видом, будто чего-то ждет, и мне становится страшно отдавать письмо.

Я сжимаю его в кулаке и запихиваю подальше в карман пальто. Руки леденеют. У меня нет ни перчаток, ни шапки. Наверное, мне лучше пойти домой.

– Я просто зашла сказать… что сожалею о том, как все обернулось. И… надеюсь, мы сможем остаться друзьями. И с Новым годом!

Питер щурится.

– С Новым годом? – переспрашивает он. – Ты это пришла сказать? Сожалею и с Новым годом?

– И что я надеюсь, что мы останемся друзьями! – добавляю я, закусив губу.

– Ты надеешься, что мы останемся друзьями? – повторяет он, и в его голосе слышатся нотки сарказма, которых я не понимаю, и мне это не нравится.

– Именно так.

Я начинаю вставать. Я надеялась, что он отвезет меня домой, но теперь не хочу даже спрашивать. А на улице так холодно! Может, если намекнуть… Дыша на руки, я говорю:

– Ну, мне пора домой.

– Погоди! Давай вернемся к извинениям. За что именно ты просишь прощения? За то, что выгнала меня из своего дома, или за то, что считала меня козлом, который всем вокруг рассказывает о том, как переспал с тобой, хотя этого не было?