Таинственный Ктототам - Дмитрий Емец

Папа Гаврилов вышел из дома и, на ходу набираясь решимости, направился к времянке. Родственники отважно следили за ним из окна. Папа дошел до времянки и, откашлявшись, постучал.

– Кто там? – спросил голос из-за двери.

– Меня зовут Николай! Мы живем в доме! – сказал папа. – Вы перелезли через наши ворота!

– Конечно, перелез! А вы хотели, чтобы я через них перепрыгнул? Кстати, вы в курсе, что ваши ворота сверху грязные? Это не вы вымазали их солидолом?

– Нет! – сказал папа.

– Точно не вы? А кто тогда? – усомнился голос.

– Откуда я знаю! – рассердился папа, пораженный тем, что уже вынужден оправдываться. – Может быть, вы хотя бы откроете?

– Не могу! – сказали со вздохом. – Я уже снял брюки. Заходите завтра после десяти утра!.. А лучше даже после одиннадцати! Спокойной ночи!

Качая головой, папа Гаврилов вернулся домой. Саша сидел на корточках за дверью и мастерил из катушки какое-то оружие.

– Это будет котопульта! – бормотал он. – Я знаю, почему они так называются! Древние люди пуляли котов в крепость, коты орали, жители не могли выспаться и сдавались!

Костя ухитрился надеть сачок для бабочек на голову Рите, что, судя по доносящимся из-под сачка звукам, ей совсем не нравилось.

– Ну что? – закричали все, радуясь, что папа вернулся живой.

– Он уже снял брюки, – авторитетно объяснил папа. – Приемные часы у него завтра после одиннадцати.

– А кто он хотя бы такой? Он представился? – спросила мама.

– Таинственный Ктототам, – ответил папа.

Ночью на Гавриловых так никто и не напал, так что Петя напрасно ночевал с битой, а Саша с подводным ружьем, от которого не было ни одной стрелы. На рассвете папа Гаврилов прокрался вниз. Он спускался по темной скрипучей лестнице, опасаясь разбудить Риту, которая запросто могла на нем повиснуть и отравить утренние часы спокойной работы. Где-то наверху, под детскими кроватями, стихийно включаясь, хрипела забытая игрушка. Папа не мог найти и обезвредить ее уже вторую неделю. Обычно игрушка хрипела секунд десять, а потом надолго замолкала, прячась среди множества немых игрушек. Потом опять включалась и хрипела. Это было жутко и напоминало писателя Ремарка, у которого на поле боя между мертвыми всю ночь стонал забытый раненый. Папа поставил чайник и мимоходом выглянул во двор, проверяя, на месте ли их велосипед. Велосипед был на месте. Свет во времянке, в которой проживала загадочная безбрючная личность, не горел.

Папа включил ноутбук и работал до тех пор, пока на втором этаже не начали срабатывать будильники. Он знал, что сейчас начнется. Все будут слышать только чужие будильники и вопить «Выключи немедленно!», а своих никто не услышит.

Активных пользователей будильников среди Гавриловых было всего шесть (за вычетом мамы, Риты и Кости), но каждый из этих шести ставил в телефоне обычно по четыре-пять будильников. Трезвон начинался в семь утра и заканчивался часов в девять, так как кто-нибудь обязательно забывал свой телефон дома, а чтобы отключить будильник, его надо было еще найти.

Минут через десять по лестнице забухали пятки. Первыми спустились Костя и Рита, хотя они-то как дошкольники могли бы еще поспать. Спящего Сашу папе пришлось сносить на руках и ставить на пороге туалета – единственное во всем доме место, где Саша с утра не обрушивался на пол. Саша постоял на пороге, пошатался и сделал шаг вперед. Это означало, что день для него начался.

Пока папа ходил за Сашей, Алена с Катей уже оказались за столом. Насыпая в молоко шоколадные шарики, они обсуждали, что подарить маме на день рождения, который будет уже скоро.

– Тапки? – прикидывала Алена.

– Издеваешься? Тапок у нее и так на десять ног! – морщилась Катя.

– Тогда, может, пилу-болгарку? – предлагала Алена.

– Болгарку ей папа подарил на Восьмое марта. Сейчас она хочет миксер для бетона, чтобы глину мешать!

Недавно мама исполнила свою заветную мечту: купила гончарный круг с мотором. Круг был встроен в небольшую скамейку. С одной стороны, уперев локти в колени, садилась мама, а с другой кто-нибудь из детей. Мама нажимала ногой на педаль. Мотор начинал урчать, а круг вращаться. Дети смотрели, как из-под расставленных ладоней мамы, рождаясь у них на глазах, медленно выплывают горшок или чашка. Просто сказка!

Больше всего сложностей доставляло приготовление глины. Папа и мама выкапывали ее в заброшенных карьерах по всему Крыму, привозили и замачивали во множестве ведер, тазов и бочек. Лишняя вода сливалась с помощью трубок или просто через край и процеживалась через сита и тряпки. Важно было не пропустить ни один мелкий камешек. Глазом его не разглядишь, но в печке изделие даст трещину. Тазов с глиной было так много, что они занимали всю ванную и даже часть крохотного двора.

Первыми прелести глины открыли Рита, Костя и Саша. Однажды они подошли к большому тазу, присели на корточки и, созерцая три нечетких отражения в дрожащей взвеси, стали подговаривать друг друга сунуть туда палец. Существовала вероятность, что палец растворится, поэтому вначале они стали засовывать туда куриные косточки. Костя усомнился было, что это хорошая идея, но Саша назидательно сказал: «Костя, ты не понимаешь! Пальцы сделаны из скелета!» – и, убежденный железной логикой брата, Костя стал помогать ему обгрызать холодную курицу. Убедившись, что косточки в тазу не растворились, братья засунули в таз Риту как наименее ценную. Когда же и Рита уцелела, они и сами стали окунать туда руки по локти.

Когда, проверяя, куда делись младшие дети, к ванной приблизилась мама, навстречу ей с поросячьим визгом выбежала совершенно коричневая Рита. За Ритой, оставляя босыми ногами рыжие следы, несся Костя. Последним, небрежно роняя с себя пласты глины, шествовал Саша, узнаваемый только по блестевшим глазам и торчащим волосам. Это не мешало ему встревать со сложными химическими комментариями, суть которых сводилась к тому, что производство нужно усовершенствовать и он, кстати говоря, уже придумал как.